Он знал, что Карапетян не любит его, считая существом ограниченным, а потому ловил чудесные секунды, наслаждаясь зрелищем унижения своего недоброжелателя.
Ограниченные сейчас в ледяную воду лезут! — думал про себя участковый. — А я преступление почти раскрыл, значит, есть ум во мне и способности немалые.
Раздался громкий всплеск, и тело лейтенанта, пробив корочку льда, скрылось под водой…
Погрузившись в глубину, лейтенант Карапетян действительно подумал о Синичкине все, что только было возможно сочинить непристойного, а когда холод постепенно пронизал гидрокостюм и достал до его теплолюбивой кожи, то и майор Погосян был удостоен всяческих ругательных изысков.
Но работа есть работа, и вновь испеченный аквалангист Карапетян включил фонарь и, уставив его луч ко дну, зашевелил ластами.
Он плыл по диагонали, и чем продолжительнее было его плавание, тем больше оно ему нравилось. Армянин вдруг почувствовал себя исследователем дна морского, и когда вокруг него заплавали мелкие рыбки, ему стало даже радостно и покойно. А когда он наткнулся на икряную кладку возле истлевающего дерева, то восторг охватил его душу. Единственное, что промелькнуло в мозгу, так это сомнение в том, что рыбы мечут икру под зиму, но в том он не был знатоком, а потому подплыл поближе и стал рассматривать сотни шариков, спаянных воедино…
Какая большая икра! — удивился аквалангист. — С теннисный шарик! Или маска так увеличивает?..
Он еще более приблизил свое лицо к кладке. То, что он рассмотрел сквозь икряную кожицу, показалось лейтенанту совершенно необычным, и он поспешно засобирался на поверхность, чтобы сообщить о находке.
Его ласты зашевелились и тело уже готовилось всплывать, как вдруг откуда ни возьмись возле его лица появились пять рыбок изумительной красоты, которые закрутились, затанцевали вокруг его головы, сверкая множеством красок, рябя Новым годом в армянских глазах. Еще Карапетян различил у рыбок зубки-крючья и очень удивился, как у таких маленьких красивых созданий могут быть такие хищные зубы… Но тут он вспомнил, что побудило его к экстренному всплытию, и рукой попытался было отогнать стайку.
Это было последним его осознанным движением.
Внезапно рыбки замерли, затем в слаженном порыве молниеносно метнулись к голове Карапетяна и вонзили свои зубы-крючья в обнаженные части его лица.
Это было так неожиданно, так невыносимо больно стало Карапетяну, что он закричал со всей силы, выплевывая загубник, снабжающий его легкие кислородом, забил хаотично ластами и открыл во весь диаметр свой рот, в который тут же вцепилась одна из красавиц и буквально выкусила аквалангисту язык.
Карапетян обезумел, как растравленный бык на корриде, собрал в организме последние силы и мощно поплыл к поверхности, где вынырнул, громко мыча, и за-требовал помощи, выплевывая при этом изо рта струйки крови.
Эге! — подумал Погосян, обнаружив бьющегося на поверхности подчиненного.
— Да там что-то произошло!
— А-а-а-а! — орал лейтенант, и казалось, что он вот-вот захлебнется.
— Зубов, в воду! — приказал Погосян. — Гибнет товарищ!
Зубов ринулся в ледяное озеро не раздумывая. Он не думал в этот момент ни о медали, ни о повышении в звании, ему действительно хотелось помочь утопающему Карапетяну, а потому, не чувствуя холода, он в мгновение доплыл до аквалангиста, перевернул того на спину и, уложив его голову к себе на грудь, поплыл обратно к берегу.
— А где бакенбарды? — поинтересовался Погосян, когда Карапетяну было произведено искусственное дыхание и он открыл навстречу сослуживцам свои черные глаза.
И действительно, предмета гордости лейтенанта, бакенбард, которые он так любил крутить и приглаживать, как будто не было вовсе, словно искусный парикмахер потрудился на дне озерном, сбрив их начисто.