Птица не человек, самоубийством не кончает, а значит, какая-то сила увлекла ее на дно.
Может, какая крыса водоплавающая? — предположил Мыкин. — Или…
На ум более ничего не пришло, а потому Мыкин маялся и вечером зашел с уловом к Митрохину, который, выставив на стол бутылку, отправил жену жарить бычков на кухню.
— У тебя когда зарплата? — поинтересовался заведующий теплом у друга.
— Во вторник, — ответил Митрохин, разливая по маленькой. — А что?
— Во вторник будем эхолот покупать!
— Чегой-то ты заспешил?
И прихлебывая из рюмочки, Мыкин рассказал другу о сегодняшнем происшествии на водоеме.
— Да, — подтвердил Митрохин, закусывая ротаном. — Странное дело…
— Вот и мне кажется, что странное! — зашептал Мыкин с удвоенной силой. — Словно какая зверюга ворону на дно утащила!
Митрохин, слегка пьяный, засмеялся и выдал гипотезу, что в карьере завелось Лохнесское чудовище.
— Не-е! — замотал головой друг. — Это чудовище наше, пустырское! И мы его выловим!
— Какое такое чудовище? — поинтересовалась Елизавета, только что вернувшаяся откуда-то.
Митрохин оглядел дочь, губы которой размазались под нос дешевой помадой, а сама их сочность была подтенена синевой. В одежде наблюдался беспорядок, а грудь вольно жила под блузкой, освобожденная от лифчика. Отец помнил, что дочь, уходя днем к подруге, лифчик надевала, и по совокупности изменений в своем отпрыске понял, что Елизавета блудила.
Впрочем, этот вывод не задел его за живое слишком, но как отец он должен был реагировать на происходящее. А потому спросил:
— Где шлялась?
— Что значит шлялась? — обиженно скорчила личико Елизавета.
— Ты бы хоть в зеркало в лифте посмотрелась! — попенял отец. — Губы кто-то до синевы обсосал!
— Чего ты к ней пристал? — встряла в разговор жена, и тут Митрохин разозлился:
— Тебя кто-нибудь спрашивает?! Чего ты лезешь, когда я с дочерью разговариваю! Проваливай на кухню!
— Ишь, разбушевался! — отреагировала жена со страхом и, бурча что-то для самодостоинства, ретировалась на кухню, где принялась тереть мойку хорошим моющим средством.
Из кухни она слышала, как муж ругает дочь шлюхой, как та, сопротивляясь, театрально кричит в ответ, что любит! Вслед за этим заявлением раздался звук, квалифицирующийся как сочная оплеуха, и заявление мужа: «Ты нам еще в пятнадцать лет гаденыша в подоле принеси!»
— И принесу! — ответствовала гордячка Елизавета.
— Сначала прыщи со лба выведи!
Хлопнула входная дверь, и жена Митрохина поняла, что ушел Мыкин. Также женщина поняла, что секса сегодня не будет, так как нет совместного единения, да и понедельник завтра, мужу вставать рано…
Скандал между дочерью и отцом продлился еще с полчаса, пока они не примирились от усталости и Митрохин из милости не предложил Елизавете привести в дом неумелого целовальщика и охотника до дочкиных прелестей.
— Посмотрим, что это за хахаль!
Напоследок он поинтересовался, где лифчик, подаренный им и матерью на Елизаветин день рождения.
— Не волнуйся, пап, — ответила дочь. — В сумке.
Далее семья разбрелась по комнатам на ночной отдых и женины выводы оправдались — Митрохин отвернулся к стене сразу и, не сказав «спокойной ночи», заснул.
Постепенно сом Илья окончательно успокоился от своего присутствия в водоеме. Он был самой большой и умной рыбой, а оттого быстро нашел место, где прокормиться.
Какой-то настырный старик решил выловить из карьера рыбу поблагороднее, а потому наварил пшенной каши и прикармливал место, вываливая в воду пшено кастрюлями.
На кашу сплывались всякие рыбки-плотвички, но при виде огромной незнакомой рыбы бросались в разные стороны незамедлительно.
Илья поедал кашу и немного расстраивался, что его, абсолютно мирного, боятся.