— А что случилось? — крикнули с противоположного берега.
— А не ваше дело! — отозвался капитан. — Погосяна спросите! И чтоб сюда ни ногой! Ясно?!.
Кто-то из рыбаков, отставив удочки, нехотя отправился искать телефон, а Синичкин тем временем сделал следующий вывод:
«Одежда не из дорогих, значит, ее хозяин человек не богатый!»
Вывод был не очень важный, другой вслед за ним не пришел, а потому милиционер еще раз убедился в правильности своей милицейской специализации — быть простым участковым, так как для розыскника у него было маловато аналитических способностей, как, впрочем, и физических данных, да и образование было малым.
От этого осознания своей малости Синичкин опять пришел в состояние грустного созерцания своего «я» и в который раз убедился, что это «я» невезучее и никому не нужное, прожитое уже на две трети. И на сей раз слезы выкатились уже из обоих глаз, спрыгнув на карьерный песок и растворившись в нем частичкой моря.
Издалека послышался вой милицейской сирены…
Из «уазика» с мигалками резво выбрался сам начальник отделения майор Погосян, пару раз подпрыгнувший на месте, чтобы размять свои кривые ножки, вслед за ним появились лейтенант Карапетян с бакенбардами до самого подбородка и старшина Зубов с кислой физиономией, так как во время поездки его самолюбие привычно задевали, а он поддавался на подковырки и нервничал отчаянно.
— Ну что, Синичкин? — поинтересовался командир, зевая во весь металлический рот. — Чего такого сверхъестественного ты обнаружил?
Капитан вытащил на свет спичечный коробок и указательным пальчиком вскрыл его, выуживая на свет утрешнюю находку Мыкина.
На лицах милиционеров случилось недоумение, требующее немедленного разъяснения.
— Ухо, — пояснил капитан. — Отрезанное…
— Дай сюда! — затребовал Погосян и долго вертел коробок в руках, то приближая его к глазам, то удаляя. — Похоже, что кусок уха. Ну и что?
— Как что? — удивился Синичкин. — Ухо-то человеческое, значит, его отрезали от человека.
Логический вывод был столь убедителен для самого Синичкина, что, казалось, он должен сразить руководство наповал, а уж подчиненного Карапетяна и вовсе убедить, что капитанская звездочка досталась по назначению и что только его, синичкинские, погоны вправе носить ее. Старшина Зубов в расчет не принимался, да и любопытство он проявлял ничтожное, сознавая свое место за баранкой «уазика».
— Сами не дураки! — почему-то разозлился майор Погосян. — Сами знаем, что от человека оттяпали! А тебе не приходило в голову, Синичкин, что у нас тут неподалеку больница есть, а в ней морг? Может, там какой-нибудь анатом экспериментировал, а потом остатки и выкинул на помойку. А ты тут шум поднимаешь!
На мгновение Синичкин опешил. Такой вывод ему в голову не приходил, и опять в голове его проскользнула мысль о своем слабом мозге, пригодном лишь для совсем неважных штук. Но тут капитан вспомнил о найденных вещах со следами запекшейся крови, а потому чуть надменно улыбнулся и протянул тряпье Погосяну.
— А это что еще такое?
Участковый развернул рубаху на просвет, и все увидели двенадцать дырок, обагренных кровью.
— Здесь нашел! — отрапортовал Синичкин. — Вижу прямую связь между ухом и рубахой. По моему мнению, произошло убийство, а тело было утоплено здесь же, в пруду.
— Ай, молодца! — заулыбался Погосян. — Молодца, молодца!
Он взял рубашку в руки, повертел ее и так и эдак, даже понюхал и убежденно сказал:
— Кровь!
Майор сунул коробок в карман, рубашку бросил Зубову и направился к машине.
— Вещдоки у себя оставляю. Отдам на экспертизу. Если кровь на ухе совпадет с кровью на рубахе, значит, кого-то тюкнули. Значит, расследовать будем.