Напротив, «образное тело» характеризуется способностью младенца «воображать или рисовать в уме существование отсутствующих в данный момент объектов» [стр. 38]. То есть, «начиная с этого периода, образы решительно входят в сферу сознания, и к концу второго года жизни ребенок может весьма точно воображать отсутствующие объекты и значит формировать знание о том, что мир состоит из вещественных, неизменно существующих объектов, которые могут подвергаться всякого рода преобразованиям, сохраняя при этом свою тождественность» [стр. 40]. Иначе говоря, начиная с этого периода, ребенок учится запоминать те образы, которые в стадии «осевого тела» мог только воспринимать.
Свидетельством того, что в древности человек прошел те же стадии становления памяти, которые проходит ребенок, могут являться, как не странно, палеолитические наскальные изображения. По-видимому, возникновение наскальных изображений легче всего объяснить с психологической точки зрения как бессознательную потребность закрепления в рисунке образа, который, в стадии осевого тела, исчезает из восприятия. Возможно, именно реализация этой потребности и способствовала прогрессу в развитии памяти и переходу в стадию образного тела.
5
Для формирования детской психики характерно еще одно явление, имеющее прямые параллели с процессом формирования сознания у древнего человека. Это, столь характерное для мифологического сознания, одушевление материального мира, которое происходит на стадии развития языка. Эта стадия названа Кеном Уилбером «самостью членства (в культуре) в том смысле, который вкладывал в этот термин Карлос Кастанеда» [стр. 46].
Пиаже объясняет это явление следующим образом: В течение ранних стадий (у ребенка Ю.С.) мир и самость суть одно и то же; одно не отличается от другого (плеромические уроборические стадии). Но даже когда эти две категории становятся различными, вначале их очень тесная близость сохраняется: мир все еще сознателен и наполнен намерениями, самость все еще, так сказать, материальна. На каждом этапе процесса разделения оба они эволюционируют в смысле все большего расхождения, но у ребенка они никогда не разделяются полностью На каждой стадии в концепции природы остается то, что можно было бы назвать «приверженностями», фрагментами внутреннего опыта, которые все еще тяготеют к внешнему миру» [стр. 40]. Так в ходе формирования речи и начала вербального мышления у ребенка происходит процесс одушевления материального мира.
А вот что мы находим у древних. Павсаний свидетельствует, что в Сикионе Зевсом считали каменную пирамиду, в городе Феспия воплощением Эроса был священный камень, а Плутарх рассказывает, что в Спарте особо чтили два соединенных перекладиной бревна: их принимали за неразлучных братьев Диоскуров Кастора и Полидевка. То есть и каменная пирамида, и камень, и два бревна были для человека такими же одушевленными сущностями, как и он сам.
Не отделяя себя от природы, человек как бы одушевлял природу своими чувствами. Можно сказать, что по мере развертывания воспринимающего сознания он сам побывал сначала деревом, кустом, рекой или камнем, а затем и рыбой, змеем, птицей или коровой. Вот почему историю основания Афин предание возводит к змееногому Кекропу, Дафна превращается в лавр, а прекрасный юноша Нарцисс в цветок; в даосских мифах Лао-Цзы рождается от падающей звезды, а император Яо от красного дракона; предками племени аранда были человеко-вороны, а в мифах папуасов маринд-арим, записанных швейцарским этнографом Вирцем, рассказывается о сыне змеи, из головы которого выросла кокосовая пальма. Отсюда же такое широко распространенное среди диких народов явление, как тотемизм то есть вера в происхождение рода от животного предка либо от природного явления.
Человек каждый раз как бы дает имя самому себе. Вначале он называет себя Хаосом, Землей, деревом и только потом человеком. В «Субала упанишаде» прямо сказано, что Брахме, чтобы сотворить богов, риши, якшей, ракшасов, гандхарвов, деревенских и лесных жителей и скот, нужно было стать ими: «став богом, он сотворил богов; став риши риши». Таким же способом (то есть становясь ими Ю.С.) «он сотворил якшей, ракшасов, гандхарвов, деревенских и лесных жителей, скот» [2.1]. Отсюда глубинное тождество, которое в условиях мифологического сознания существует между человеком и явлением, человеком и именем явления, именем явления и самим явлением.