Я их поблагодарил и сказал Кате:
– Ну, теперь все в порядке! Пошли, мы уже опаздываем!
И что же? Придя домой, Катя переоделась, удалилась в ванную и провела там еще полтора часа, занимаясь марафетом. Я не понимал, что она может там делать, если ею уже занимались лучшие дизайнеры Парижа! При ее юном, без единой морщинки личике – ну, кинула на себя легкий тон, ну, подправила глаза. Она, кстати, никогда не злоупотребляла косметикой, как многие русские девушки, которые делают себе такой боевой раскрас, что просто оторопь берет. Нет, она пользовалась косметикой очень тонко. И при этом провести в ванной полтора часа – я этого не понимал. Я стучал в ванную, я требовал, чтобы она немедленно вышла, потому что уже семь вечера, мы опаздываем на открытие выставки, а ведь я из-за этой выставки поругался со своим приятелем…
Ничего не помогало!
Катя или не отзывалась, или шипела из-за двери:
– Ну сейчас… Сейчас…
И только когда она вышла, я понял, что мы, мужчины, действительно никогда не поймем суть этих поразительных созданий – женщин. Потому что на лице у Кати не было никакого грима и в то же время она каким-то шестым, неизвестным нам, мужикам, чувством всего за пять дней уловила тот стиль французских женщин, когда на лице как бы ничего нет и в то же время от него нельзя оторваться. Это был высший пилотаж косметики! И ничего ты не можешь заметить – где тени? где тон?
Не надо тебе объяснять, что, конечно, мы опоздали в «Куполь» на два часа. Из-за ее косметики мы выехали из дома после семи, когда по Парижу ездить совершенно невозможно, весь город движется со скоростью метр в час, а нам нужно было проехать по самому центру города мимо Дворца правосудия на Сите, потом перебраться на левый берег Сены, потом двигаться по узкой рю Сен Жак, подняться по бульвару Сен-Мишель наверх, проехать мимо Сорбонны и Люксембургского сада. Когда, преодолев весь этот маршрут, я свернул к Монпарнасу, то уже знал, что мы прибываем к шапочному разбору, что ловить там уже нечего. Но будь что будет! Мы вошли в ресторан. «Куполь» – это огромный, может быть, самый большой ресторан Парижа, с громадным залом человек на пятьсот, и публика там отборная, элита Парижа, которая выпендривается друг перед другом, себя любит больше всего на свете и все остальное человечество не имеет для них никакого значения, потому что Париж – это крыша мира, а они – крыша Парижа, «Куполь», одним словом! Но именно тут и произошло самое невероятное.
Когда мы вошли в зал, там стоял громкий гул, свойственный всем презентациям и выставкам, – выстрелы открывающегося шампанского, какие-то всплески смеха, тосты, звон посуды – то есть все то, что соответствует атмосфере французского ресторана.
И вдруг наступила мертвая тишина.
Ресторан замер.
И я увидел, что все эти пятьсот, а может быть, и больше, людей повернулись в нашу сторону и смотрят на юную двухметроворостую красавицу с роскошным бюстом, в прекрасном длинном платье, с изумительной прической, – смотрят, как на какое-то чудо, которое явилось к ним с неба, с другой планеты.
И в этой тишине Катя с таким неожиданным артистизмом, что даже у меня дух захватило, пошла от главного входа к метрдотелю, к стойке, за которой висели ее картины. А он бросился к нам, расплывшись в улыбке. Катя приветствовала его, как старого знакомого. Тут же к нам подбежали журналисты, началось щелканье фотоаппаратов, вспышки, съемки на видео. Какие-то люди стали рвать нас на куски, наводить камеры и задавать Кате вопросы на французском языке, которым она не владеет.