Так вот, позавчерась один чинуш снял рыжую. А рыжая девка ого, к ней, бывает, очередь стоит. Вот и тогда сидит один пузан, говорит: «Никого не хочу, рыжую дождусь». Я ему: «Поглядеть хочешь?» Он заплатил, пошли мы в седьмую. Усадил пузана на стул, он к дырке так и прилип глазом. А звук тоже проникает, я и слышу: тот чинуш что-то нашептывает рыжей. Прислушался получше вот же стервец! Соблазняет рыжую уйти с ним насовсем! Говорит: «Будешь только моей, ничьей больше! Хочешь?» Она не дура, отвечает: «Ишь, какой смелый насовсем! А деньги-то у тебя есть?» Он говорит: «Еще какие! Я не просто какой-то чинуш, я кассир в банке Шейланда!» Рыжая: «Врешь, наверно. Одет простенько». Чинуш: «Это нам так полагается по форме. Но через мои руки знаешь какие деньги проходят!..» Тут я навострил уши. Вернул пузану его монетку и вытолкал из комнаты, сел сам слушать. Чинуш там, в соседней комнате, совсем разошелся: «Из нашей банковской точки каждую неделю две тыщи вывозят! Что ни неделя то две тыщи! Говоришь, у меня денег нету? Это у меня-то нет?! Да ты со мной заживешь, как принцесса!»
Крот говорил с неприятным присвистом из-за нехватки передних зубов. Двубородый устал от его болтовни и сказал:
Так что? Короче давай.
Ты слыхал, Двубородый, две тыщи каждую неделю! Вот что! И речь не о перышках шла, а о самых настоящих желтяках! Положим, чинуш приврал, и там не две тыщи, а одна, но все равно! С налету тыщу желтых можем взять!
Олаф потер правую бороду, что было признаком раздумий или легкого раздражения, и ответил:
Банк Шейланда самый надежный.
Двубородый, я пошел на ту точку и поглядел. Там стерегут всего пять рыл в железе. Соберем дюжину, налетим по-шустрому и все обтяпаем. Каждый возьмет по полсотни желтых, а мне сто, а тебе триста.
Дубина, буркнул Олаф. Банк Шейланда самый надежный потому, что честно платит мне мзду. У него нет проблем и у меня нет проблем. Кто сунется к Шейланду, свяжется со мной.
Платит тебе? Неужто целых триста желтых? Верно, меньше!
Не твое дело, сколько. Платит, сколько нужно. Ты понял меня?
Но Двубородый
Сидящий на бочке от злости взялся за левую бороду.
Что но?
Крот опомнился:
Никаких «но». Прости, Двубородый.
Что прости?
Прости дурака. Сказал, не подумав.
Слепая тварь. Надоел. Пошел отсюда.
Сидящий на бочке схватил кубок Крота и швырнул под нижний стол. Остроносый мужичок схватился с места и резво убежал следом за чашей. Кто-то из парней хохотнул, Хмык сказал:
Хмык
Олаф отпустил левую бороду и тут же улыбнулся, словно злость прошла за миг.
А ты, Лысый Фред, ступай ко мне. Садись рядом.
Невысокий парень, косматый настолько, что глаза едва проглядывали сквозь шевелюру, перешел от нижнего стола к верхнему.
Как дела, Фред?
Да помаленьку, Двубородый.
Говорят, хорошо перья стрижешь.
Я-то что, я скромно Это место прибыльное. Перышки сами в руки летят, а я от них отмахиваюсь. Но иногда устаю, тогда уж беру.
Ты хороший парень, Фред
Сука! процедил Томпсон.
Лысый Фред опешил:
Ты чего это, а?
Сука она, буркнул Томпсон и стукнул по столу обручальным браслетом.
Жена твоя?
Моя.
Что сделала?
Да ничего.
Скурвилась?
Нет.
Монету скрысила?
Нет.
Изменила?
Да нет вроде.
Чего ж сука-то?
Чую Томпсон поскреб грудь и с горечью повторил: Чую, что сука.
Надо сказать, Томпсон славился чутьем. Трижды уходил от облав, ни разу не попадался. А денег настриг столько, что купил себе хату. Давно уже не жил в пещерах, только наведывался на огонек.
Чуешь, что изменит?
Нельзя бабам верить ворчал Томпсон. Ведь нельзя же. Все говорят, вон и песня о том. А я все равно Люблю ее, что тут сделаешь.
Хмык, сказал Хмык.
Пойду, наверно Томпсон невесело покачал головой.
К ней?
Тот не успел ответить: на пороге появился Бурый один из парней, что стерегли вход.
Двубородый, к тебе пришли.
Кто?
Большой, а с ним еще восьмеро.
Восьмеро? Не было уговора, чтобы Большой водил такие толпы!
Мне его отослать? спросил охранник, но как-то вяло и с сомнением. Не хотелось ему отсылать Большого. Отчего-то не лежала душа к совершению попытки.
Пусть войдет, буркнул Двубородый и трижды стукнул костяшками по бочке. Его подданные насторожились, многие опустили под стол правые руки.