Вот-вот «ТУМАН»!
А ведь завязка пьесы Гоголя предельно проста. Городничий получает письмо от своего приятеля с достоверными сведениями, что в их губернию едет ревизор, и конечно, не обойдёт своим вниманием и их уездный город. Это всё!
Но вот дальше начинается тот морок, тот туман, природа которого отупляющий, одуряющий СТРАХ. Этот всесильный страх перед приездом ревизора из Петербурга пронизывает каждого и вовлекает в свою паническую орбиту почти всех героев пьесы (за исключением, пожалуй, героинь жены городничего Анны Андреевны и его дочери Марьи Антоновны).
Все чиновники вместе с городничим нечисты на руку (в «Замечаниях» автор характеризует своего героя прямо «взяточник»). И, естественно, все хотят встретить пренеприятный приезд ревизора во всеоружии. Немедленно после получения известия начинается «артподготовка». Именно в этой игре на опережение и совершается непоправимая, роковая ошибка.
Проигравшегося в пух и прах в карты и теперь сидящего без копейки в городской гостинице мелкого чиновника из Петербурга Ивана Александровича Хлестакова принимают за ожидаемого ревизора.
Даже сам Хлестаков, который, по описанию Гоголя, «несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове», начинает догадываться о произошедшей путанице: «Здесь много чиновников. Мне кажется, однако ж, они меня принимают за государственного человека. Верно, я вчера им подпустил пыли. Экое дурачье!».
Но Хлестаков ошибается. Подпустил он пыли или нет чиновники сами были уже совершенно готовы заморочить себе голову и броситься в пучину самообмана.
Ещё до всей живописной похвальбы Хлестакова они безоговорочно поверили, что «проклятое инкогнито» это и есть молодой двадцатитрёхлетний человек Иван Александрович Хлестаков. Удивляется городничий (весьма примечательная черта!), как не похож петербургский чиновник на обычного ревизора: «Эка в самом деле оказия! До сих пор не могу очнуться от страха!.. Чудно все завелось теперь на свете: хоть бы народ-то уж был видный, а то худенький, тоненький как его узнаешь, кто он?»
Но и только!
Бесшабашные враки Хлестакова лишь придают картине особый колорит, но никак не созидают веру чиновников: ничто уже не в силах её поколебать. Даже в мыслях поначалу не было у Хлестакова морочить весь город он просто принял новые правила поведения как очередную карточную игру, которую ему так счастливо подбросил случай в трудную минуту временного безденежья.
Страх погружает всех этих по-своему неглупых людей в морок глупости и абсурда. Не обошлось здесь, конечно, без спешки, без жажды: как можно скорее встать на твёрдое основание, как можно быстрее найти ответ на жизненно важный вопрос. Только бы ухватиться за что-нибудь, а там уж вынесет!
Так герои комедии Гоголя закружились в вихре самообольщения, и все как один безоглядно отдались во власть самообмана.
РАСКАТЫ ГРОМА. Драма «Гроза» Александра Николаевича Островского
У каждого классического произведения есть время своего наивысшего пробуждения. Конечно, классика бессмертна. Но для каждого творения существуют свои заветные часы в историческом и индивидуальном времени, когда вдруг громко зазвучит ранее приглушенный, еле уловимый мотив и вырвется на духовный простор с ещё незнакомой, покоряющей силой.
Открыв недавно «Грозу» (1859) Александра Николаевича Островского, захотела я только вспомнить драму Но начав читать, всё глубже и глубже погружалась в этот будто бы давно знакомый мир, в его бездонные глубины. По-новому оживали знакомые сцены, открывались новые смыслы, о которых раньше и не подозревала.
Символичен диалог часовщика-самоучки Кулигина и Кудряша, молодого конторщика богатого купца Дикого. В общественном саду на высоком берегу Волги происходит их разговор так начинается драма «Гроза».
Всей душой восхищается Кулигин красотой окружающего мира: «Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш!.. пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу». На что Кудряш отвечает: «Нешто!» Не успокаивается Кулигин: «Восторг! А ты нешто! Пригляделись вы, либо не понимаете, какая красота в природе разлита».
Духовный барьер, разделяющий многих героев пьесы Островского, обозначается уже в этом первом кратком диалоге. С одной стороны восторг перед красотой, дарованной человеку в этом мире, а с другой полное равнодушие к ней или полное её непонимание.