«Киевский! сразу определил я, или из-за океана прилетел».
Легкая, аккуратная небритость шла ему. Прямо мужественный актер Голливуда. Он был похож на Майкла Фассбендера рыжего немца с ирландскими корнями, который впервые появился в британском сериале «Пуаро». Красавец был предельно обходителен в выражениях. Он даже хотел показаться другом. Мастерски внедрялся в душу новобранцев. Создавалось впечатление, что он понимал солдатский быт и даже сочувствовал. Говорил он четко и по делу. Ничего лишнего. Его речь сводилась к тому, что великий воинский долг существует во всех армиях мира и при любом социальном строе без исключения.
Вспомните ваших дедов и прадедов. Разве они не стояли насмерть, обороняя Киев, и сдали его только когда им зашли с тыла. А чтобы с вами сделали коммунисты, если бы вы, попав под обстрел, даже не вступив в бой, разбежались под стенами Москвы? Провинившуюся часть бы построили и расстреляли каждого десятого, каждого пятого или даже каждого третьего. И это было бы правильным решением. А вы не забыли приказ 227, «Ни шагу назад», заградотряды с пулеметами в тылу. Бросил позиции смерть! Ладно, коварные коммунисты, но кто не знает великого Хемингуэя. Он писал, когда сражался в итальянской армии, что за аналогичные поступки не просто расстреливали, но и лишали семью правовой поддержки. Выставляли у дома караул солдат, и любой мог ограбить, изнасиловать, убить родственников нерадивого солдата, который оставил поля боя. И это цивилизованная Европа, это Италия. Как же вы предлагаете поступать нам?!
Это была чудесная речь достойная Гарварда или даже наверно спича президента США. Он любовался собой. И не безосновательно.
Наконец слово передали представителю бригады. Блестящие речи кончились. Нас сухо предупредили, что больше такого поведения командование терпеть не будет и за вторичное бегство с поля боя или переход к противнику нас безоговорочно расстреляют.
Интересно как расстреливать они стали бы тех, кто сиганул на ту сторону? шепнул Гаврилов и недоуменно посмотрел на меня, или сепаратисты бы пригласили их для совершения экзекуции лично?!
Но порядок в армии должен быть, согласился я. Они правы. Тут не поспоришь.
Да! Говорят хорошо, чудесно, но забыли, как пришли, скинули избранного президента, совершили переворот, а теперь их защищай. Их гребанную власть. «Москва за нами». Лермонтова забыл лощеный. Либерасты проклятые, с заокеанскими деньгами. Тьфу! Красивая шелуха! И так во всем. Все держится на лжи. Дедов вспомнили, враг-то не у стен Киева, да и враг ли он?! Вот в чем вопрос.
Да! Быть или не быть. Извечный вопрос, заявил я, вспомнив Гамлета. Но Гаврилова было так просто остановить.
А кто ответит за старлея, очкарика, сдернутого с запаса без переподготовки; за отсутствие разведки, боевого охранения; за неработающие рации; ржавые патроны, которые может, вообще не стреляют; воровство на каждом шагу, рукоприкладство; да вообще за беспредел этого долбаного бардака, что зовется украинской армией?
Не распыляйся, посоветовал я.
Я понимаю, тех, что обороняли Москву, тех ополченцев, брошенных в бой без подготовки с одной винтовкой на двоих, троих. Их некогда было учить, не было оружия, артиллерии, танков, и люди шли на смерть. Они понимали, что гибнут, но понимали за что. Выхода не было. А у нас что? «Строиться и в бой бараны?! Родина в вас нуждается?!», это все что они умеют, но иногда в серебристую бумажку завернут, упорствовал он, и выражение лица у него было жестким.
Гаврик, Гаврик! Остынь!
Распустили нас, когда уже начало темнеть и невидимая кукушка стала тревожно считать, сколько нам осталось. Тут главное не начинать считать. Неизвестно что у нее на уме.
Ярмарка смерти
Во второй бой роту бросили так же, как в предыдущий. Подняли по тревоге. Мы ничего не поняли и нам ничего не объяснили. Дело намечалось какое-то уж очень необычное. Нам выдали боезапас, забрали документы, все личные вещи и приказали выдвинуться в квадрат N, это около 10 километров по прямой, а с зигзагами еще больше.
Диман! В каких случаях забирают документы? Ты что-то понимаешь? недоуменно спросил я, обращаясь к Гаврилову.
Я нет.
И я нет.
Да! Какая-то хрень!
Действительно хрен поймешь!
Прямо, по курсу нашего движения, было неспокойно, доносилась сильная канонада. Впереди над кромкой леса высвечивались сполохи. Что-то горело, и отсветы пламени тревожно освещали облака. Иногда они почти затухали, и превращались в узкую горизонтальную полоску красного цвета. Будто закат прятал последние лучи солнца за горизонтом. Канонада слабела, становилась глуше. Но вдруг облака вновь освещались желтым, выхватывая из ночи кромки близких деревьев. Желто-красные отблески, затухая в одном месте, вспыхивали справа и слева, а в отдельные моменты все озарялось ярким белым светом, таким белым, что видно было уже белые клубы дыма, которые стелились по горизонту. Будто там далеко невидимый паровоз беззаботно выкидывал облачка пара, и их тянуло ветром, не позволяя подниматься.