Лерка
золотухой обросла. И что мне свою судьбу тешить? Эти ж пусть пропадут? Так и
остался.Старухаблуднейменякличет,наместедействия,говорит,
захватила...
Может,тебеее, дочь мою бодливую, побить? Не до самой смерти -- чтоб
прочувствовала. Да как побьешь-то? Жалко. Баба. Мать дитя малого.
Ждуответа,как соловейлета! Приезжайтесо Светланкой, хотьпосле
Нового года, хоть когда.Мызавсегдавам радые. Короваотелится, молочко
свежеебудет -- это хорошо для здоровья. Вжись вашу я не хочу встревать и
старухе не даю, но так жалко всех вас -- изувеченный на охране опшэственного
порядка, залег ты в квартере, как в берлоге, --ни сварено, ни топлено, так
вот и слезы у меня на бороду..."
ВНовыйгод Маркел Тихонович наденетсиний костюм с давно и прочно к
нему прицепленными наградами, выпьетмедовушки, дружелюбноиблаженненько
улыбаясь,станетугощатьсоседей,потомподопретсярукойизапоет:
"Разбедным-то я бедна, плохо я одета, нихто замуж не берет деушку за это..."
Евстолия Сергеевна высокомерно махнет на него рукой: "Ну, была уволка одна
песня,итуперенял!"-- иударит вперешиб,звонко,непримиримо:"Мы
кузнецы, и дух нашмолод, куем мы к счастию ключи..." И старушонки радостно
и слаженно вторят: "Ключи! Ключи!Ключи!" Взгляд Чащихипосуровеет, сталью
засверкает, лобот висков бледностью прошибет. Воинственно глядя на растяпу
мужа, на убогих старушонок, звякнет хозяйка по столу кулаком: "И вся-то наша
жизнь есть борьба, борьба!"
Старушонки впривычныйподхалимаж: "Да ужнезря, конешно, эстолько
благодарствий и грамот тебе дадено, Толя, не зря! Борьба -- есть лизурьтат".
Чтобы не портитьпраздника,не ввязыватьсяв ор со старухой, которая
искренневерит,чтоонадля Родины и для родных полей сделала неизмеримо
больше, чем все эти землеройки, в том числе и ее муж-тугодум, сунется Маркел
Тихоновичвугол, где вместоикон стоит телевизор"Рекорд",-- понему
катаются фигуристки в одних трусиках дав тоненьких чулках, юбчонки до пупа
задираются.
"Страм-то, страм экий! Куда токородители смотрят?Даи власти тоже.
Худородныеж от простудыдевкисделаются,станут робят рожать, в солдаты
негодных,кто Родинузащищатьбудет?"--тревожится у телевизора Маркел
Тихонович. ЕвстолияСергеевна с визгом катит срамное: "Это он, девки, ждет,
ковдысфигуристок трусики спадут! Да не спадут,неспадут. Нонче знаешь
кака резинка?Синтетическа! Этоунас ране--веревочка лопнет... альбо
ухажеры порвут -- пляшешь со штанам в беремя..."
"Так-так, Толя! -- поддакивают подружки. -- Худа жись была.
Теперь што не жить? Бело стряпам. Здоровье бы токо было..."
Курица давно сварилась. По квартиреплавалзапахводорослейили тот
неотступный запах тугожилинского телятника, который не покидал Сошнина с тех
пор,как онбезсознаниябарахталсявнавозной жиже.