Пользуясьполной бесконтроль-
ностью и волей, однажды Леонид поставил набумагеслово "Рассказ".Сперва
испугался:ведь вывел то жесамое слово, что иЧехов,иТолстой,потом
попривык. Примадонна долго глумилась, а он совершил грех-- и сладко-сладко
егосердцу стало. Ибоязно, и тревожно. Почтитак жебоязно,как тогда,
когда Лавря-казак бросил его, десятилетнего, в речку Вейку и сказал: "Хочешь
жить -- выплывешь..."
Вмуках, в тайной творческой работе отвык бы он от Лерки, она от него,
вмиреприбавилосьбыоднойнесложившейсясемьейиодним
ребенком-безотцовщиной больше. Но тогда-то вот, после разбега, и подстерегло
его несчастье.
В Лерке не всебыло от мамы.Где-то, пусть и сбоку, пустьснаружи, к
ребрам пусть,прилепилисьгеныотца, а геныСошнинувсегда воображались
разваренной лапшой из леспром- хозовской столовки. В лапше той, опять же как
мясовстоловскомсупе,жилкаговяжьясворобьиныйпометвеличиной,
оставленная борющимисясо злоупотреблениями работниками пищеблока, путалось
веками на Руси крепленное, всеми способами насаждаемоеправило:не бросать
человекавбеде, и, пока есть на светеМаркелы Тихоновичи Чащины, правилу
томубытьинациюнашукрепить--Леркавыявилаошеломляющую
самоотверженность: спервапотрясенно пялиласьнамужа,потомхлопотала,
роняяи разбиваячто-то.Когда Гришуха Перетягин пришил ему ногу и Леонид
проблевался,очухался настолько,чтобхотьмаленькочто-тосоображать,
Лерка, прежде чемнапоить его водой и бульоном, ультиматум ему: "Из милиции
--натворческую работу".--"А кормить кто насбудет?" --"Я!-- без
промедления гаркнула самоотверженная Лерка. -- Я! Родители наши! Сидивозле
своего любимого папаши и твори. Картошки от пуза, мясо, молоко есть, что еще
писателю нужно?"
Он оценил ее жертвы ив себе обнаружил ответную способность прощать --
неужто ивпрямь несчастье сделалосьлучшим средствомсамовоспитания? Он и
онапростилидругдруга,помирились,ноизмилицииЛеониднеушел,
отшутился, как всегда, мол, если все уйдут на другую работу, пусть даже и на
творческую, "химики"и за киоски не станут прятаться, на свету,принародно
станут с людей штаны снимать.
И вот снова крыша седьмого дома в железнодорожном поселке, назначенного
ксносу, но, славабогу, забытогосредивеликомасштабных строек,укрыла
молодогохудожникасловаотдождейибурь. В такихвот домах только и
прятаться от бурь и от жен, эгоистично надеясь: нетак скоро наступит пора,
когда старую квартиру надо будет менять нановую и переселять в нее Лерку с
дочерью, аннулируя хотя бы часть задолженности перед семьей.
Вчасыидни, особенносмутные,читалоноднуиту жекнижку,
подаренную емупрофессоромХохлаковымНиколаемМихайловичем,читал, как
Библию, с любого места: протянул руку, достал с полки книгу, открыл и.