." В Быковке издавна все делается артельно. Поодиночке женщинам было
бысжизньюнесовладать.Первойвработе,любой,особеннокоторая
потяжелее, всюду была и есть Паруня, попросту Парушка-- это она вот копала
землю за речкой, помогала бабушке Даше.
В грузно шагающей женщине, какбы остановившейся в одном возрасте, уже
трудно угадать ту голенастую, румянощекую девку,которая,таясьот зорких
бабьих глаз, непереставаяправить крестьянскую работу, выносила ребенка и
однажды потихонькуродила его, спрятавшисьна сеновале.Ослабевшую, перед
всеми виноватую, но просветленную во взгляде, нашли ее бабы. "Дура ты, дура!
-- сказали ей. --Да нешто с этим делом прячутся?!" И увели молодую матьв
тепло, в избу.
Данесулил, какговорится, Бог долгого веку дитю Паруни.Однаона
скороосталась,ходиламолчаливая,смотрелавземлю.Ипосиюпору
придавившая ее в молодости сутуловатость осталась, горбистей спина сделалась
даровнобывытянулисьбольшие руки скривымипальцами,навсегдауже
сведенными в горсть пашенной работой и простудой.
От кого было дите, кудадевался тот ухорез, что искусил молодую девку,
-- бабы никогда не узнали, хотя пытались,охкакпытались это сделать, --
первая и последняя любовь Паруни была и осталась для всех тайной. Я иной раз
глядел на нее и в чем-то, где-то угадывал-- она не забыла о голеньком дите
ио летучейлюбви,дорожитэтимвоспоминаниеми оттогоникомуего не
доверяет.
Большеничеговыдающегося кжизни Паруши не случалось. Наведывались,
конечно,в гостимимоходныемужики; старый пасечник одновремя наладился
угощать Парушу медом, да и сам я слышал и видел,как заливалась она громким
смехом и вертеласьвозлетаганка, на котором клокотало варево, когдабыло
брошено взаречные местана копку картошек однобравое саперное войско, и
носатыйсержантвначищенныхваксой сапогах,сомножествомзначков на
гимнастерке,все норовил ущипнуть Паруню,аона взлягивала,отбиваясь от
наседающего воина: "Да подь ты к чемару, лешой!"
Родиласьи вырослаПаруня в Быковке. Трудиться сталасчетырнадцати
лет, потомучто рано осиротела.Войну онавстретила уже взрослой девахой,
работала,каквсеколхозники,днииночи,неразгибаясь,встарой
телогрейке, в лаптях, которые зимою часто примерзали к ногам. "Паруша, война
идет. Надо фронту мясо", -- говорили ей. Надо так надо. Силой Бог не обидел,
раденьеотприроды,а тут еще бабы свои, родные все, как им не подсобить?
"Паруша,подежурь за меня, ребенок заболел...","Паруша, съездивлес по
сено, корова падает...", "Паруша, помоги напилить дров...", "Паруша, погрузи
мешки--уменяпоясницаотнялась...","Паруша,вывезиназем...",
"Паруша...", "Паруша...", "Паруша...".
Не было у нее мужа на фронте, и сына не было на фронте, перед всеми она
в долгу, перед нею -- никто.