Санитары с носилками поспешили во двор, к подъезду, возле которого собралась кучка жильцов. Путь им преграждал полицейский. Тут же стояли взволнованные рабочие-ремонтники.
Полицейский посторонился, давая пройти санитарам и врачу. На лестничной площадке, где сильно пахло газом, им пришлось несколько минут подождать, пока слесарь вскроет замок. Наконец это ему удалось. Двое полицейских первыми вошли в квартиру. Запах газа сделался удушающим. Один из полицейских распахнул окно, другой ринулся в спальню. Стараясь не вдыхать газ, заполнявший помещение, он отдернул шторы и рванул на себя фрамугу.
Оливия лежала на полу в ночной сорочке, лицом вниз. Одна рука ее была протянута в сторону окна, очевидно, в последней отчаянной попытке открыть его.
Врач склонился над Оливией, откинул с шеи волосы и приложил пальцы к сонной артерии. Через некоторое время он покачал головой, давая понять, что помощь ей уже не нужна.
Эдвард остановил «ягуар» рядом с полицейской машиной и «скорой помощью». Лицо его потемнело и осунулось. Он вошел во двор и попытался протиснуться сквозь небольшую толпу, но полицейский исправно выполнял свою службу:
— Пожалуйста, отойдите. Сюда нельзя, синьор.
Эдварду ничего не оставалось делать, как слоняться в тоске по двору, прислушиваясь к разговорам жильцов.
— Что тут стряслось?
— Утечка газа. Говорят, там женщина, иностранка.
— Бедняжка.
Несколько человек быстро перекрестились.
Эдвард решил сделать еще одну попытку подняться в квартиру, но тут увидел, что из подъезда вынесли носилки — на них лежало тело, накрытое простыней. Потрясенный, он не мог отвести глаз от этого безжизненного тела. Вдруг кто-то положил руку ему на плечо. Он вздрогнул и обернулся. Это был Пауэл. Его вечно довольное лицо было сейчас мрачным и серьезным. Вдвоем они вышли на площадь.
Носилки с телом Оливии уже задвинули в кузов «скорой помощи». А к воротам тем временем подъехала еще одна полицейская машина.
— Это комиссар Бонсанти. — Пауэл указал на невысокого коренастого человека средних лет. Выйдя из машины и кивнув Пауэлу, он, не задерживаясь, поспешил в дом.
Эдвард стоял и смотрел вслед «скорой помощи», которая, развернувшись на площади, через минуту уже исчезла из виду за мостом Честио.
Вскоре вернулся комиссар Бонсанти. Пауэл представил ему Эдварда. Прохаживаясь вдоль портика церкви Сан Бартоломео, мужчины разговаривали.
— Мы, разумеется, подождем официального заключения, — говорил Бонсанти, — но мне все же кажется, что это несчастный случай. Двери и окна были закрыты изнутри.
— Я видел, что в доме шел ремонт, — заметил Пауэл. — Может быть, была повреждена какая-нибудь труба?
Бонсанти покачал головой:
— Нет, отопление было выключено. Синьора привыкла, очевидно, жить в гостиницах и не умела обращаться с газовыми приборами. Рассеянность… Уснула, и вот… Запах газа почувствовали соседи. Так или иначе, нужно— провести расследование.
Бонсанти взглянул на часы, которые носил, как и Салливан, на внутренней стороне запястья, и двинулся к машине. Пауэл и Эдвард быстро переглянулись.
— Бонсанти, прошу вас, постоянно держите меня в курсе дела.
— Конечно, дорогой Пауэл. — Комиссар протянул ему руку. — Мне очень жаль, профессор. — Он сел в машину и быстро уехал.
Эдвард и Пауэл некоторое время стояли молча.
— Видели? — улыбнулся Пауэл. — Он тоже носит часы на внутренней стороне запястья. А я счел это нехорошей манерой, дурным вкусом… — Они направились к «ягуару». — Между тем он не лишен такта, наш комиссар. Из уважения к вам не стал говорить о возможном самоубийстве. Странно, отчего-то чувствуешь себя виноватым, когда человек, с которым тебя что-то связывало, решает покончить с собой.
— У Оливии не было причин расставаться с жизнью, — уверенно возразил Эдвард.