Он сошел с крыльца и, уже собираясь уходить, в последний раз оглянулся. И тут вдруг услышал доносившуюся изнутри негромкую органную музыку, а затем увидел слабый мерцающий свет.
Огонек дрожал и медленно перемещался, словно кто-то со свечой или канделябром бродил по комнатам в этом крыле здания.
Эдвард прошел на середину двора и оттуда смог отчетливо увидеть женскую фигуру в белом, которая медленно спускалась по внутренней лестнице. В руках у женщины был канделябр. Наконец она оказалась возле одного из окон первого этажа. Словно предчувствуя что-то, Эдвард бросился к окну:
— Лючия!
Он ухватился за решетку в надежде, что девушка заметит его.
Лючия шла прямо, глядя в пространство перед собой. Огромные глаза ее были устремлены в одну точку.
Эдвард кинулся к другому окну, но Лючия уже удалялась во внутренние темные комнаты. Он смотрел вслед девушке, пока та не растворилась во мраке. Вместе с Лючией, медленно растворившись в ночном воздухе, стихла и органная музыка.
8
Пауэл ходил из угла в угол своего кабинета в британском посольстве, как делал всегда, когда нужно было что-то обдумать. Эдвард сидел в кресле возле письменного стола Пауэла. Стол этот был в своем роде произведением искусства: дорогая чернильница в форме раковины, пресс-папье, нож для разрезания бумаг в костяном футлярчике, мраморная подставка для авторучек — все было разложено и расставлено в идеальном порядке. Письменный стол — единственное место, где проявлялся педантизм Пауэла.
Английская чопорность была не чужда атташе по культуре. Но сейчас, когда эмоции захлестывали его, он жестикулировал с поистине итальянским темпераментом.
— Минутку, Форстер, я хочу понять все как можно лучше. Вчера вечером вы отправились в палаццо князя Анкизи и… увидели ту самую девушку.
Эдвард устало кивнул.
— И во дворце никого не было?
— Никого. — Эдварду уже надоело повторять все по третьему кругу. — Парадный вход был наглухо заперт.
— И это было?..
— И это было около десяти часов вечера.
Пауэл многозначительно поднял брови, словно эта деталь имела какое-то особое значение. Потом, продолжая рассуждать, облокотился на спинку кресла, стоявшего против Эдварда.
— И вы увидели ту самую девушку, с которой провели вечер в таверне? Вы точно уверены, что это была именно она?
— Господи, Пауэл, ошибки быть не могло. Я слишком хорошо ее запомнил.
— Может, она там живет.
Эдвард резко поднялся:
— Но это же абсурд! Может, она там и живет. Но бродить по ночам в белой рубашке и со свечой — забава слишком экстравагантная. А она шла… как призрак!
— Скажем более научно: словно сомнамбула.
Вздохнув, Эдвард опять опустился в кресло.
— Пауэл, надеюсь, вы верите, что случай с таверной я не придумал.
— Ну что вы! Я никогда не сомневался в правдивости вашего рассказа. Только считаю, что, простите, кто-то морочил вам голову. Скажем мягче — разыгрывал.
— Может, и мне так приятнее думать. — Эдвард рассек ладонью воздух. — Но я все же хотел бы понять, почему девушка, которую я последний раз видел в таверне «У Ангела», бродила вчера ночью по комнатам пустого палаццо.
— Ну, проще всего было бы спросить об этом хозяина дворца — самого князя Анкизи.
— Конечно, проще. Если бы он открыл дверь. Но это еще не все странности.
Пауэл опять принялся ходить по кабинету.
— Неужели не все?
Эдвард пропустил иронию мимо ушей. Он достал из кармана медальон Лючии и протянул Пауэлу:
— Этот медальон я показал специалисту. Похоже, вещь очень редкая.
— И что же? — Пауэла, по всей видимости, не слишком заинтересовало последнее сообщение. — По крайней мере, хоть какая-то польза…
— Насчет пользы это еще вопрос. Как выяснилось, ювелир, в восемнадцатом столетии изготовивший этот медальон, был кем-то вроде колдуна.