Наум Цезаревич посмотрел на свои массивные золотые часы с таким же массивным золотым браслетом:
– Куда это Дора запропастилась?
– А то Вы не знаете – по базару бегает. Это Вы и на работе и дома снабженец, а у неё муж интеллигент и не будет на базаре от бабок выслушивать: "А ты очи видкрый, що, не бачыш?" И, кстати, насчёт денег: Вот у Вас золотые часы с браслетом. Они стоят кучу денег.
Продайте и рассчитаетесь с долгами.
Наум Цезаревич хихикнул:
– Ну, Леонид Борисович, Вам уже пора знать, что в советском государстве торговля золотом и драгоценностями запрещена, это уголовщина.
– Сдайте в скупку в ювелирторге.
– Мне в ювелирторге дадут столько, что не хватит денег на простые часы, а эти стоят бо-о-ольших денег. Во первых, они старинные. Моя бабка, сохранила их для меня, даже в войну не продала, а во вторых,
_даже дурной еврей_ не понесёт часы в скупку, а я себя таковым не считаю.
– Вон идёт ваша Дора. Она под тяжестью сумок даже ниже стала.
– Здравствуйте, Леонид Борисович!
– Здравствуйте, Дора!
– У нас на днях техосмотр, так что, я пошёл, – сказал Титоренко, показывая Доре, что у них был деловой разговор.
Прошло пару лет. "Социалистическая экономика", которой так гордились советские правители, тихо умирала.
Стоя на автобусной остановке, Наум Цезаревич услышал разговор двух прилично одетых мужчин, "при галстуках"
– Если экономика наука, то как она может быть социалистической или капиталистической? Разве математика, физика, химия бывают социалистическими или капиталистическим?
– Мозги у нас стали социалистическими, и видим мы всё в перевёрнутом виде, как через линзу.
– А мне кажется, что мы вообще потеряли зрение, а пользуемся слухом, которое нам привило радио.
– Знаешь, у меня осталось обоняние и я слышу, как всё провонялось.
– Тише, не трепись. Хоть сейчас и не сталинские времена, но загреметь за такие слова можешь.
– Ну и что? Поменяю одну зону на другую.
– Ты знаешь, есть постановление Совмина, чтобы увеличить услуги населению. Ведь на книжках и в чулках населения лежат миллиарды, за которые нельзя ничего купить и это при нашей нынешней мизерной зарплате.
– Да, конечно. Мы страна воров. Воруем всё: бумагу, инструмент, краску, стройматериалы и всё, что не попадётся под-руку.
– Мы не воруем, а берём своё.
Подошёл автобус, мужчины и Наум Цезаревич сели в него. Вернее не сели, а запрессовались так, что дышать было трудно.
Пожилая женщина, с болью в голосе, обратилась к парню, прижавшему её к стойке:
– Мальчик, подвинься чуть-чуть.
Тот обиделся:
– Усатых мальчиков не бывает, – и попытался отдвинуться от неё.
– Мужчина! – послышалось рядом, – что вы легли на меня?
– На вас? Только под наркозом.
– Ха, ха раздался смех.
– Чего ты ха-хакаешь?
– Закрой своё хлебало, нажрался с утра, водярой и перегаром всех травишь.
– Я за свои пью, и не твоё дело, понял? А хочешь получить, по сусалам – получишь.
– Ладно, выйдем, разберёмся.
Наум Цезаревич вышел на воздух, с облегчением вздохнул и подумал, что надоели эти автобусно-троллейбусные концерты. И вспомнил, что один из мужчин говорил о постановлении правительства об увеличении услуг населению.
– Надо разузнать, что за постановление, – решил он про себя.
Дело в том, что Польский раньше работал в системе бытового обслуживания населения, но ушёл из-за конфликта с начальством, хотя по своему характеру старался не конфликтовать.
На следующий день он пошёл в Областное управления бытового обслуживания населения и узнал, что в постановлении правительства говорилось о том, чтобы "для удовлетворения нужд населения" Госплан выделил значительное количество стройматериалов, а министерства, ведомства, Республики, руководство краёв и областей приняли меры для их реализации посредством оказания строительных услуг.