Я не мог поверить, что бывает такая жуткая аллергия.
— Ах! — кричала мама, в ужасе глядя на Барта и вцепившись в папину руку.
Прошло еще два дня — никакого улучшения. Свой десятый день рождения Барт встретил, бредя на больничной койке; путешествие в Диснейленд отменили, а поездку в Южную Каролину отложили до следующего года.
— Посмотри, — сказал как-то папа с надеждой в усталом лице, — опухоль уменьшается.
Аллергия прошла. Я думал, что теперь Барт начнет поправляться. Но я ошибался. Потому что у Барта оказалась реакция на любой антибиотик, который к нему применяли. Нога его распухла еще сильнее.
— О, что нам делать, что нам делать теперь?! — плакала мама так сильно, что я стал опасаться за ее здоровье.
— Мы делаем все, что можем, — только и мог ответить папа.
— Боже мой, — пробормотал Барт в забытьи, — ты спас меня?
Слезы побежали по моему лицу и капали на рубашку, как дождь.
— Бог не спас тебя, — сказал папа.
Он преклонил колена у постели Барта и молился. Он держал в руке маленькую ручонку Барта. Мама в это время спала на кушетке, поставленной для нее в палате. Она не знала, принимая таблетки, которые дал ей папа, что они не от головной боли, а снотворное. Она была так расстроена, что не заметила разницы.
Папа прикоснулся ко мне:
— Иди домой и поспи, сын. Ты уже сделал много для своего брата.
Я медленно поднялся и пошел к двери. Ноги не слушались меня. Бросив последний взгляд на Барта, я увидел, как он без устали ерзает, а папа в это время устало присел возле мамы на кушетку.
На следующий день маме надо было идти в балетный класс, а потом она побежала в госпиталь.
— Жизнь идет, — сказала она, уходя. — Тебе надо учиться, Джори. Позабудь про проблемы Барта, если можешь, и позанимайся музыкой.
Как только она вышла, меня осенило. Эппл! Барт говорил об Эппле, о своем огромном щенке. Щенок-пони, как он называл его.
Я кинулся к телефону:
— Как там Барт? — спросил я у папы.
— Плохо. Джори, я не знаю, как об этом сообщить твоей маме, но специалисты хотят ампутировать ногу Барта, пока инфекция не проникла дальше в организм. Я не хочу идти на эту меру — но и рисковать жизнью Барта тоже нельзя.
— Не позволяй им ампутировать ему ногу! — почти закричал я. — Передай Барту и удостоверься, что он понял — я позабочусь об Эппле! Пожалуйста, оставь ногу Барту.
Ведь ясно, как день, что после ампутации Барт совсем замкнется в себе и помешается.
— Джори, твой брат лежит без признаков сознания и отказывается разговаривать. Он совсем не старается выздороветь. Мне кажется, он хочет умереть. Мы не можем давать ему антибиотики, и температура у него повышается. Но что-то мы должны сделать, чтобы сбить эту температуру.
Впервые я проголосовал на дороге. Очень милая женщина подвезла меня, и я что было силы побежал к дому соседей. Если Барт узнает, что с Эпплом все в порядке, он выздоровеет. Он просто наказывает сам себя, так же, как когда-то он, разбив что-то, бил кулаками о дерево. Я утирал слезы на бегу, осознав, что мой младший брат для меня гораздо большее, чем я думал раньше. Дурачок, который просто не рад самому себе. Вечно играет в кого-то, представляется, рассказывает взрослые истории, чтобы произвести впечатление. Папа давно предупредил меня: «Делай вид, что веришь в его игры, Джори». Но, может быть, мы все слишком верили, что это игры.
Я удивился, увидев Эппла в сарае, привязанным к столбу, глубоко врытому в землю. Поодаль стояла миска с едой. Достать до нее Эппл никак не мог. Его жалобные глаза, его свалявшаяся шерсть рассказали мне историю его голода.