— Бабушка…
Наконец-то и у меня была бабушка. Я прижался к ней и ждал, что меня назовут каким-нибудь детским ласковым прозвищем, но она просто начала укачивать меня и запела колыбельную. Я положил большой палец в рот, как я всегда делаю, чтобы заснуть. Как хорошо снова чувствовать себя маленьким, беспомощным; как приятно, когда тебя обнимают и целуют. От бабушки приятно пахло.
— Ты носишь вуаль, потому что у тебя безобразное лицо? — наконец решился спросить я, долго мучимый любопытством: зачем ей вуаль? Вуаль была почти прозрачная, но все же не совсем.
— Да, тебе покажется, что это так, хотя когда-то я была прекрасна, как твоя мама.
— Ты знаешь мою маму?
Открылась дверь, вошла моя любимая горничная-мексиканка с подносом мороженого и горячих, с пылу-жару, пирожных.
— Съешь-ка одно пирожное, и вот тебе мороженого — совсем немного, но это пока, до ленча. Приходи после ленча, и мы попируем.
Потом она стала говорить, чтобы я не напихивал так много в рот, потому что это плохие манеры, и потому, что это вредно для моего пищеварения.
У меня хорошие манеры, потому что мама все время меня им учит. Я вдруг обозлился. Да так, что соскочил с ее колен. Я внезапно вспомнил, что Джон Эмос обещал рассказать мне что-то про нее. Только я выскочил за дверь, как Джон Эмос оказался тут как тут, таинственно улыбающийся. Он слегка поклонился и передал мне в руки какую-то книгу в красной кожаной обложке:
— Я чувствую, что ты не уверен в себе, — сказал он. Говорил он, шипя, как змея. — Пришло время тебе узнать, кто ты есть. Эта леди, которая просила тебя называть ее бабушкой, и есть твоя настоящая бабушка.
Боже мой, боже мой! Я-то не знал, что у меня есть настоящая бабушка, и она здесь! Я думал, что мои бабушки или умерли, или в сумасшедшем доме.
— Да, Барт, она твоя бабушка, и не только это; когда-то она была замужем за твоим отцом. Твоим настоящим отцом.
Я не знал, что и подумать, но одно могу сказать: я был страшно счастлив, что у меня тоже есть родная бабушка, как у Джори — такая замечательная бабушка; и она не умерла, не в сумасшедшем доме!
— А теперь слушай меня, мальчик, и ты никогда больше не почувствуешь себя слабым и неуверенным. Читай каждый день понемногу из этой книги, и она научит тебя быть таким, как твой великий прадед, Малькольм Нил Фоксворт. Не было еще на земле такого умного человека, как твой собственный прадед — отец твоей бабушки, которая сейчас сидит в том кресле и носит на лице своем черную вуаль.
— Она очень красивая под ней, — поправил я его, потому что мне не понравилось, как он говорит о ней и с каким взглядом. — Я ее не видел, но могу сказать, что она точно красивее тебя!
Он усмехнулся, но потом сменил выражение лица на более приветливое.
— Хорошо, пусть будет по-твоему. Но прочтя эту книгу, которую написал твой прадед, ты поймешь, что женщинам верить нельзя — особенно красивым женщинам. Они хитры и умеют заставить мужчин плясать под их дудку. Когда станешь мужчиной, ты это поймешь сам. Она заставила этого красивого мужчину, каким был твой отец, быть своим рабом, быть своей комнатной собачкой — она заставит и тебя!
Не хочу я быть комнатной собачкой и не буду!
— Он был ее вторым мужем, Бартоломью Уинслоу, и был на восемь лет моложе ее. Он думал, что сможет управлять ею, но вместо этого она вертела им, как хотела. Я хочу спасти тебя от нее, чтобы тебя не постигла участь твоего отца. А знаешь, что постигло его? Смерть.
Смерть. В нашей семье почему-то все умирали. Я ничему из его слов не удивился, кроме того, что все женщины такие плохие. Но я всегда подозревал, что они такие. Надо предупредить Джори.
— Если ты хочешь спасти свою вечную душу от адского огня, то прочти эту книгу и станешь сильным и властным, как твой прадед.