Ой, смотри, моя хорошая! Неодобрительно покачал головой старик, Не вышло бы, чего худого!
Не бойся, дедушка, кто может сделать плохого простой разносчице воды? До полудня побуду на пирсе, потом продам воду и домой! озорно, по ребячьи она побежала разглядывать пребывающие в порт торговые корабли.
Эх, молодость, молодость проворчал ей вслед старый Фурда и начал выкладывать на прилавок свой товар.
Ночью была гроза и испарения сырой земли и песка в сочетании с легким бризом добавляло в воздухе живительной прохлады, на пару часов оттягивая приближение удушливой жары, какая обычно стояла в это время года. Усевшись на каменном парапете под тенью развесистого дуба, Звияга с мечтательным взором разглядывала приближающийся к гавани белоснежный парусник. А у самой пристани уже собирались ватаги беспризорников, ожидающих скорой разгрузки, чтобы чем-нибудь поживиться, когда товар будут перегружать с корабля на телеги. Среди этой шумной толпы, ребятишек и торговых грузчиков, Звияга опять заметила молодого монаха в черном балахоне. Он сидел немного в стороне на большом валуне и изучающе высматривал кого-то. Звияга, теперь решила понаблюдать за ним и выяснить, зачем тот приходит сюда так часто. Все что было нужно для этого, это подобраться незамеченной как можно ближе. Спустившись к берегу моря, Звияга стала пробираться вдоль зарослей молодого орешника, обцарапав себе руки и ноги об колючие кусты. Но любопытство брало верх и отступать она не собиралась. Однако, ждать пришлось долго. Парусник уже почти разгрузился, и матросы вышли на берег, раздавая ребятне остатки продуктов, а монах все сидел на валуне, словно сам превратился в каменное изваяние. Все сидел и смотрел как попрошайничали беспризорники и это его бездействие начинало злить Звиягу, которой уже пора было возвращаться на базар. Монахом этим, был никто иной как Филька. За последние месяцы он возмужал и окреп, и не был уже тем наивным мальчиком, каким год назад его подобрал, ныне покойный Мао лама. Теперь, Филька был старшим настоятелем монастыря и весь груз забот лежал на его юных плечах, а больной лама старец, чудом уцелевший, после налета икзетовцев, совсем уже не выходил из своей кельи и лишь обучал его всему, что знал и давал советы. Последнее время, Филька чуть ли не пропадал на городском базаре, подбирая для службы в монастырь беспризорных детей, чьи души еще не пропитались пороками людского мира. Это являлось наиважнейшим критерием для будущего монаха.
Наконец, телеги с товаром двинулись к рынку, и ребятня стала расходится, неся в руках то, что перепало каждому после разгрузки. И монах, вдруг встал и пошел за ними. Вернее, за одним, на вид самым маленьким и самым грязным. Вчера Фильке повезло, он нашел заблудшую, но еще не развращенную душу и отвел ее в монастырь. Сегодня, выбор пал еще на одного юнца, и кто знает, может вскоре и этот примет обет вечности и будет познавать мир природы и вселенной неся в своем сердце учение добра и зла.
Здравствуй, малыш! первым заговорил с беспризорником Филька, приветливо улыбаясь и выказывая лишь исключительно добрые намерения. Мальчуган вздрогнул от неожиданности всем телом и просыпал из подола часть спрятанных фиников и испуганно взглянул на неизвестного в черном одеянии, а потом хотел дать деру. Но, поняв, что ему ничто не угрожает, оттер тыльной стороной ладони лицо и с вызовом посмотрел на монаха. Филька тем временем, демонстративно вынул из недр балахона узелок с продуктами, развязал его показывая содержимое, как-то копченое мясо, вареные яйца и каравай хлеба и предложил разделить с ним трапезу. Вечно сосущий голодным позывом желудок беспризорника не мог отказаться от такого пиршества и уже минуту спустя знакомство состоялось. Правда набитый снедью рот мальчугана и рыскающие по сторонам глаза не предполагали доверительного общения, но не это сейчас было главное. Звияга видела, как Филька, обождав пока мальчик насытится, достал тугой кожаный кошель и вынул оттуда две золотые монеты.
Послушай, малыш, мне не хочется в такую жару идти на базар, не смог бы ты купить для меня вина и сыра. А я подожду тебя, скажем, вон там, под тенью развесистого дуба. Филька показал рукой, где именно он будет ждать и выжидательно посмотрел на реакцию мальчика.
У Звияги аж дух захватило от такой расточительной беспечности монаха. Это уму не постижимо, отдать деньги беспризорнику, просто выкинуть их на ветер. Она чуть не крикнула ему из кустов, чтоб не делал этого, но потом передумала и вообще, это не ее дело и надо идти продавать воду, а не портить себе нервы подглядывая за чужими страстями. Выбираясь из кустарника, она ругала себя за зря потраченное время, руки и ноги зудели от царапин. На базар она идти передумала и поспешила обходной тропинкой к своему роднику, чтобы умыться и обтереть царапины. Проходя по узким улочкам окраины города, ей повстречались два отряда стражников. Вот почему улицы показались ей безлюдными, и она вспомнила предостережения деда Фурды. Один из отрядов вел связанную по рукам пожилую с распущенными волосами женщину. Та упиралась и выкрикивала в их адрес какие-то ругательства, за что получала пинки и затрещины. Настроение у Звияги совсем испортилось, и она стремглав помчалась домой. Тревожное чувство распирало изнутри будто увеличилось сердце. И уже издали, увидев сорванную с петель дверь, она поняла, что случилось что-то страшное и не поправимое. Мама! сорвался крик с ее губ. Мама, мамочка шептали все те же губы, когда она, как завороженная ходила среди битых черепков посуды, усеявших пол хижины. Все было перевернуто верх дном, стол и лавочка разбиты, сушеные пучки разнотравья разбросаны по углам, одурманивающий и свербящий запах от пролитых отваров кружил голову. Невидящими от слез глазами она смотрела на этот чудовищный разор и казалось, все на свете потеряло свою значимость, кроме одного, что сделать чтобы мама вернулась. Тайник, где Звияга прятала книгу ведунов, был пуст. Время остановилось и приняло обратный ход. Воспаленный мозг девочки непроизвольно воспроизводил яркие и страшные картинки. Перед взором, чередуясь, одна за другой, вырисовывались сцены ареста, родное и до боли любимое лицо перепуганной матери, фрагменты того, что здесь недавно происходило, звуки бьющихся кувшинов и чашек, треск ломаемой мебели, злобные выкрики вооруженных солдат, отчаянное сопротивление. Все эти видения, казалось, еще витали по хижине, не желая рассеиваться, будто взывали о помощи. Звиягу била нервная дрожь, а картинки видений все наслаивались и наслаивались, постепенно стирая грани реальности. И вот, она уже видит падающие звезды, ярко сверкающие в дневном небе, хаос огня и воды и красные языки пламени, сквозь которые проступают чьи-то пылающие ненавистью злобные глаза. И леденела кровь в жилах и снова лицо матери, печальное и немощное мать что-то говорила, но тихо совсем не слышно, а прочитать по губам значения слов не получалось. Безумство стихии, бешенные волны бурлящего океана и всполохи молнии Звияга упала, навзничь и тихо подвывая обхватила голову руками. Потом, она не помнила, как оказалась на улице и не заметила, как к ней подошла соседка и что-то пыталась объяснить. Увели твою мать воины хана, сразу по рассвету и увели. И тебя они искали Уходи-ка ты, подальше из этих мест, уж очень много у вас недоброжелателей. Соседка участливо вздохнула и засеменила прочь, не желая долго разговаривать со Звиягой из-за боязни навлечь беду и на себя. И не напрасно. Будто в подтверждении ее слов, в конце улицы вновь появились стражники. Впереди них торопливо шагала седая старуха и во все горло кричала, показывая в сторону Звияги.