Улица X, дом Z, квартира Y, звонок в домофон. Гудки.
Кто?
Это Макс.
«Блум-блум-блум», сказал домофон.
Я зашёл в подъезд, влез в его тусклое и стылое брюхо, пополз по нему, словно гадкий жук.
Дверь входная. Дерево, обитое дермантином. Тут и там он сползал лоскутами вниз, словно кожура с гнилого банана. А почему гнилого? Ну, вот такие у меня ассоциации.
Привет, сказало небритое лицо с очками на переносице.
Ну, привет.
Я зашёл внутрь, огляделся, разулся, надел тапки, что стояли сбоку от входа.
Какими судьбами? поинтересовался хозяин квартиры.
Мутными, Лёша, мутными.
Что случилось?
Хочу убиться. Причём не только в переносном смысле, но и в прямом.
Я сел на продавленное, видавшее немало, кресло. Ноутбук на столе переливался огнями, словно ёлка, обтянутая колючей проволокой гирлянды.
Классная подсветка.
Ага. Люблю позалипать под хорошим сортом. Включаю техно, какие нибудь абстрактные клипы, типа тех, что были раньше в «винампе», и смотрю, смотрю
Ну и как?
Расслабляет. А у тебя то, что стряслось всё таки? Расскажи.
Я бросил работу. Надоело уже всё это терпеть. Дома тоже не сладко жена считает меня мудаком, который забил на всё, кроме себя самого и своих загонов. Не понимает она меня. Не могу я больше это всё выносить. Жизнь словно катком по мне проходится, а никто, кроме меня, этого и не замечает. Для меня, последнее время, любая небольшая проблема стресс на весь день, а то и на неделю. Я, порой, думаю, что меня по-хорошему, надо бы вообще в психушку закрыть. Мозги набекрень уже.
А Вадим там как?
Ищет какую-то девушку, ему кажется, что с ней как-то связана его судьба.
И такое бывает.
Ага.
Какое-то время мы посидели молча. Алекс включил музыку её электронные вибрации немного меня успокоили. Ко мне подбежала его маленькая собачонка (всё время забываю её породу), обнюхала мои ноги, и выбежала из комнаты.
Ну а у тебя что нового? спросил я из вежливости.
Да работаю по-тихоньку.
А с Ксюшей что?
Да непонятно ничего. Не могу разобраться в своих чувствах, мы, конечно, поругались, но, я знаю, что стоит мне попытаться, и я смогу её вернуть, причём без каких-то особых усилий, но я не знаю: хочу я этого, или нет.
И такое бывает, ответил я ему его фирменной фразой.
Алекс нервно хохотнул.
Выпить не хочешь?
Хочу.
Он достал из мини-бара, что был в шкафу, бутылку виски и несколько стеклянных стопок. Откупорил бутылку, разлил виски по стопка. Мы выпили. Потом ещё выпили. И ещё немного. Сознание чуть затуманилось. Я засмотрелся на картину с лебедем, расправившим крылья на воде. Картина висела над столом. Алекс проследил за моим взглядом.
Как тебе картина?
Классная. Откуда она у тебя?
Подруга нарисовала. Она художник.
Ого.
Я очень хотел бы зайти в эту картину и окунуться в холодную воду. Я представил себе озеро, покрытое у берегов кувшинками, а в центре, представляющее собой кристально чистую субстанцию. Хотя почему именно субстанцию? Слово «субстанция» было неправильным словом, для описания озера. Оно было каким-то склизким, будто желеобразный студень. Тут нужно было другое слово. Но какое?
О чём задумался? спросил у меня Алекс, после того, как и сам затянулся из чудного стеклянного изделия.
О словах.
Словах?
Да. Ты никогда не думал о том, что мы пытаемся объяснить мир и всё, что в нём происходит словами?
Ну-у, а как ещё?
Дело в том, что слова это изобретение человека. С чего мы решили, что всё в мире должно объясняться словами или скажем математикой, если это всего лишь я бы сказал, что это условности. Слова это формальные условности, м-да.
М-да, повторил за мной Алекс.
Когда я вышел от Алекса, улицу накрыли крылья ночи. Я шёл среди сгустков тьмы, в которых светили жёлтые лампы фонарей. Фонари прорезали тьму, из-за чего она стекалась в самые дальние и тёмные уголки, собиралась в переулках, под арками, пряталась за углами домов и среди кучкующихся во дворах деревьев. Я старался обходить такие места, так как не любил темноту. Это началось ещё с детства. Я был ребёнком с очень богатым воображением, которое почему-то очень активно создавало для меня всякие разные страшные образы. Например, я очень боялся человека, покрытого чёрной шерстью, и не имеющего ни глаз ни рта. Голова его была похожа на баскетбольный шар покрытый паучьей шерстью. Только уши-кисточки торчали по бокам этого шара. Он был огромным метра два с половиной ростом. И я знал, где он прячется. Иногда, когда я ходил ночью в туалет, я слышал, как он возится в шкафу, плетёт там свои сети. Как-то раз, я, вернувшись домой из школы, застыл как вкопанный в коридоре. Я уже начал было снимать с плеч рюкзак, как увидел тень, за открытой в родительскую спальную дверью. Кто-то стоял за дверью, в углу. Я прошёл в свою комнату на совершенно ватных ногах. Затем я закрыл свою дверь на замок, сел за компьютер. Я решил сделать вид, что не заметил его, так как почему-то подумал, что тогда он ничего не сделает мне. Он ведь уже давно мог напасть, я же знал, что он всегда где-то тут. Я пришёл со школы на час раньше обычного, поэтому, возможно, и заметил его. Он просто не ожидал, что я так рано приду, и не успел спрятаться. Минут через двадцать, я услышал как он пошуршал, пошаркал по паркету. Половица скрипнула. Всё затихло. Затем снова тихий скрип и шелест. После я услышал, как открылась дверца шкафа в прихожей, а потом раздался странный звук. Звук был тягучим и скользким, каким-то липким. Вечером, когда родители уже были дома, я отважился заглянуть в этот шкаф. На его дне, разведя куртки в стороны, я увидел несколько клочков чёрной шерсти.