Подбежал сын садовника, они осторожно начали рыть – и скоро принесли профессору ценную перевязь, запястие и целый горшок монет. Он тотчас же велел продолжать раскопки, – нашли целый клад: множество галльских монет и всякой утвари, редкой и очень дорогой.
Странного тут ничего не было. Если крестьяне находили клады повсюду, – отчего же не найти в саду? Но дело осложнялось: он спросил мальчика, почему он стал рыть именно здесь, под деревом. Вельфхен ответил, что так велела Альрауне: тут – и нигде в другом месте.
Он спросил и Альрауне. Но та упорно молчала.
Тайный советник подумал: «Она как волшебная палочка – она чувствует, где в земле зарыт клад». Но он тотчас же рассмеялся, конечно, – все еще продолжал смеяться.
Иногда он брал ее с собою. Ходил с нею к Рейну, прогуливался по участкам, где люди его производили раскопки. И спрашивал ее, по возможности более равнодушно: «Где надо рыть?» – и зорко следил за нею, когда она шла по дороге, -не появится ли на лице ее какого-нибудь признака, чего-нибудь, что могло бы заставить подумать…
Но она молчала, и ее личико не говорило решительно ничего.
Но вскоре она поняла. Останавливалась по временам и говорила: «Здесь».
Землю раскапывали, но ничего не находили. Она только громко смеялась.
Профессор думал: «Она издевается». Но продолжал раскопки в тех местах, на которые она указывала.
Несколько раз они действительно увенчивались успехом. Раз как-то наткнулись на римскую могилу; потом на большую урну с серебряными монетами.
Тайный советник говорил: «Это случайность», – но про себя думал: «Быть может, это случайность!»
Однажды вечером, когда тайный советник вышел из библиотеки, он увидел, что мальчик стоит у колодца полуобнаженный, нагнувшись, а старый кучер качает воду и обливает голову, спину и руки мальчика. Кожа его была вся воспаленной, в маленьких пупырышках.
– Что с тобой, Вельфхен? – спросил тайный советник.
Мальчик стиснул зубы и молчал; его черные глаза были полны слез.
Но кучер заметил:
– Это от крапивы. Девочка обожгла его крапивой.
Но тот стал отрицать: «Нет, нет, она не обожгла меня. Я сам виноват: я сам полез в крапиву».
Тайный советник начал его допрашивать; только от кучера ему удалось добиться правды.
Дело было так: он разделся до пояса и стал кататься по земле. Но – так хотела Альрауне. Она заметила, что он обжег руку, когда случайно дотронулся до крапивы, заметила, что рука вся покраснела и покрылась сыпью. Она заставила его сунуть и другую руку, а потом раздеться и залезть в самую чащу…
– Глупый мальчишка! – выругал его тайный советник, но потом спросил, не дотрагивалась ли и Альрауне до крапивы.
– Дотрагивалась, – ответил мальчик, – но не обожглась.
Профессор пошел в сад и наконец нашел девочку. Она стояла у высокой стены и рвала крапиву. Потом голыми руками переносила ее в беседку и устраивала там ложе.
– Для кого это? – спросил он.
Девочка посмотрела на него и сказала серьезно:
– Для Вельфхена.
Он взял ее руки, но нигде не было и следа какой-либо сыпи.
– Пойдем-ка!-сказал он.
Он провел ее в оранжерею: там длинными рядами стояли японские примулы.
– Сорви-ка несколько цветов, – сказал он.
Альрауне повиновалась. Ей приходилось подыматься на цыпочки. Ее руки и даже лицо соприкасались с ядовитыми листьями. Но нигде не показывалось никакой сыпи.
– Она иммунна, – пробормотал профессор.
И написал в своей кожаной книге подробное исследование о появлении urticaria при соприкосновении с Urtica dioica и Primula obconica. Он заметил, что действие их чисто химическое, что крохотные волоски стеблей и листьев, обжигая кожу, испускают из себя кислоту, вызывающую на пораженных местах местное заражение.