Старик молчал.
Слышь, ты, тля! злобно выкатил свои круглые глаза толстый милиционер (отметим, что последнее слово он сказал совсем тихо, опасливо оглянувшись на стоявший на тумбе стационарный телефон, по которому, видимо, осуществлялась связь с начальством). Ты чего под ногами путаешься? Людям надо жильё строить! А лес твой сгнил! В лесу звери живут! А о стройке здесь принято решение очень серьёзными людьми. И куда тебе против них лезть на рожон? Тебе что, своих дел мало? Внуками лучше займись!
Но ведь суд вынес определение о приостановке вырубки и строительства до решения суда по существу, примирительным тоном сказал старичок, как бы не замечая оскорбительного обращения. Между тем мы этот суд выиграем: мы взяли справку в Росреестре, что этот участок федеральный, то есть принадлежит государству, как и подавляющее большинство земель в нашей местности. Без разрешения федеральных органов мэрия не имеет права продавать под вырубку и застройку то, что ей не принадлежит.
Мало ли что суд вынес? неуверенно заговорил дознаватель. Вы что, думаете, что у нас всё в государстве по закону? Надо считаться с реальностью! А реальность у нас такова, что всё решает прокурор. А на чьей стороне будет прокурор, вы, надеюсь, тоже понимаете. И если вы не прекратите препятствовать вырубке, он спустит нам приказ о возбуждении уголовного дела, и мы вынуждены будем довести его до суда.
То есть нас посадят за то, что мы препятствуем совершению преступления не даём вырубить лес, который защищён обеспечительными мерами суда?
Да что мы тут с вами беседы ведём, как Вергилий с Горацием? нехотя проговорил дознаватель (было заметно, что разговор ему неприятен). Вот вы дежурите там, на вырубке, чтобы лес не снесли, а застройщики пригонят бригаду рабочих и всё равно сделают всё, что им нужно, а приставы приедут только тогда, когда от леса вашего ничего уже не останется, потому что зарплату им мэрия платит.
А вы к нам на помощь разве не приедете? Ведь на нашей стороне закон!
Мы приедем только в том случае, если нам даст указание прокурор.
Воцарилось молчание. Неожиданно для допрашивающих, еле слышно бубнящий старик распрямился и заговорил твёрдым властным голосом.
Молодой человек, всё, что вы здесь говорите, это только ваше мнение. Правда, высказывать его не входит в ваши должностные обязанности. Кто вы такой, чтобы давать оценки? Оценивать вправе только суд, а вы, позвольте спросить, кто? Кстати, вы моё имя спросили, а сами не представились и не представили мне всех остальных, сидящих здесь.
Ладно, подпишите протокол.
Давайте посмотрим, что вы тут с моих слов написали.
Старик просмотрел написанное.
Вот тут в начале протокола написано: распишитесь, что смысл статей 49 и 51 Конституции вам разъяснили. А в чём эти статьи заключаются? Можно попросить у вас Конституцию, чтобы посмотреть? Ага, вот, нашёл. Статья 49: «Обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность». Статья 51: «Никто не обязан свидетельствовать против себя» Так разъясните же мне, что это значит.
Ну то и значит, что написано, вы же читали.
Я так понял, что подозреваемый вправе хранить молчание и не обязан давать никаких показаний, если не хочет.
Нет, неправда: эти статьи означают лишь, что вы вправе говорить неправду, поскольку вы защищаетесь. А отказываться от дачи показаний вы не имеете права.
Ага, понял
Э-э-э, что вы здесь пишете?!
Я пишу: «Дознаватель объяснил мне: статьи 49 и 51 означают, что у меня есть право говорить неправду, но я не вправе отказываться от дачи показаний». Ведь вы мне это только что сами сказали. Вот я за это и расписался.
А что это вы пишете в замечаниях к протоколу?
Что замечания на протокол будут приложены на трёх отдельных пронумерованных листах, поскольку на нескольких строчках для замечаний всего, что здесь было, не изложишь. Да, и в конце напишу ходатайство о том, чтобы все страницы дела были пронумерованы не карандашом, как у вас любят, а ручкой (разумеется, с нестираемыми чернилами). Итак, запишем: «На допросе присутствовало девять человек, трое из которых сидели сзади меня, двое спереди, двое слева, один справа и ещё один нервно ходил туда-сюда, видимо, рассчитывая на то, что у меня закружится голова. Упитанный господин не в форме (не уверен, что это работник отделения, поскольку он не представился) сказал мне буквально следующее: «Слышь, ты, тля! Ты чего под ногами путаешься? Людям надо жильё строить!..»