Жила Мустафа очень обособленно, почти изгоем, но было в её жизни и можно сказать революционное по тем временам развлечение. Любила эта старушенция, а по возрасту это было далеко не так, принимать у себя на ночные утехи прибывших домой молодых солдатиков. Как расплачивались оголодавшие по женской ласке дембеля, неизвестно, но Мустафа была востребованной постоянно. Слухи о её услугах распространялись крайне ограниченно в силу известных обстоятельств, но поселковая жизнь очень кучная и открытая, и время от времени какие-то интимные моменты открывались посторонним.
Как и случилось в этот раз. Дембелизованный солдатик уже успел побывать в объятиях революционной старушки, как на парня нахлынули чувства к приехавшей на каникулы хорошенькой студентке. Вчерашняя школьница, жившая по соседству, за два года службы солдата превратилась в изящную девушку, не только миловидную, но и знающую себе цену. Солдата закрутило. Каждый вечер приглашал девушку в кино или на танцы, провожал поздним вечером домой, не смея взять девчушку под руку. Про ночные забеги в гостеприимную лачужку и думать забыл. Да видимо, революционерке этот солдатик чем-то особенно запомнился
Однажды вечером, направляясь с девушкой в дом культуры, паренёк издали заметил идущую навстречу Мустафу. Сделав вид, что противоположная сторона дороги более удобная, подхватив девчонку под локоток, он перепархнул на другую сторону. Мустафа тоже перешла на эту часть дороги. Парень засуетился и, бормоча что-то невразумительное, перетянул изумлённую девушку снова на противоположную сторону дороги.
Настойчивая революционерка, подстегиваемая марш-бросками полюбившегося клиента, демонстративно перешла на сторону парочки. Неизбежную встречу парень старался сделать незаметной, намеренно громко и отчаянно жестикулируя, начал рассказывать недоумевающей спутнице солдатскую байку. Подойдя близко, Мустафа с улыбочкой посмотрела на отвернувшегося паренька и ласково сказала: «Здравствуй, Коленька!». Солдатик мгновенно покраснел и пробормотал: « Да пошла ты, Мустафа» Закусившаяся революционерка не унималась: «Как ночью е..я так Марья Ивановна, как днём так Мустафа?!» Оставшуюся часть дороги парочка прошла молча, казалось, издевательский смех оскорблённой старушонки звучал ещё долго
Больше солдатик хорошенькой студентке на глаза не попадался.
Ну а Мустафа жила как и прежде по заведённому ею распорядку, до глубокой старости. Сын и сноха, так чуравшиеся странной старушки, оказались ничуть не лучше своей родственницы. С возрастом эта пара превратилась в опустившихся пьяньчушек, живущих в вечном бедламе и передавших своим наследникам насквозь прогнившие гены.
Да и не о них речь. Интересной и загадочной осталась в памяти односельчан фигура самой Мустафы с непонятным прозвищем и странными фантазиями о своей революционной биографии. А может и было что-то этакое в судьбе этой женщины, и не случайно прозвищем её стало мужское мусульманское имя, означающее «Избранный». Чего только не могло быть в нашей стране в век непрекращающихся и поныне эпохе глобальных исторических перемен
13. Она сдачи не даёт
Разбитных разведёнок и в то время хватало. А парикмахерша Таняха была особый сорт. Много лет пробыла замужем за занудным скупердяем, который своим нытьём и экономией, особенно на собственных детях, довёл её до края. Последней каплей семейной жизни стало предложение экономного мужа поехать на север подзаработать, а детей сдать в интернат « на время. И столько лет терпевшая по русской традиции какой -никакой, а муж», «да кому ты нужна с детями» и прочими причитаниями сельских тётушек, Таняха наконец взорвалась и, высказав всё, что она думала о муженьке, проводила его куда подальше.
Свою бабскую свободу она глотала полной грудью, но с местной шантрапой, закружившейся сразу вокруг разведёнки, не связывалась. На её долю хватало приезжих мужичков, постоянно появляющихся в посёлке по служебным делам крупного лесопромышленного комплекса. И искать знакомства особо не приходилось: командировочные, вырвавшиеся из семейных гнёзд, всегда старались щеголять и частенько наведывались в местную цирюльню: кто постричься, кто побриться
Таняха, бабёнка ладная и бойкая, с лету определяла, кого и как можно попользовать. И уж она как будто в отместку за долгие годы скупердяйской жизни любила устраивать праздник души. Кого уж на сколько хватало! Кто-то в три дня спускал копеечные командировочные на угощения и подарочки, кто-то продерживался чуть дольше, проявляя изобретательность в делах амурных. Таких Таняха могла и попридержать, даже и подкормить слегка, хотя не баловала и чуть что не так- катись медным тазом!