Шелест дождя, не прекращавшегося всю ночь, становился все упрямее, переходя в ливень.
– Разве дождь может погасить магический огонь? – с испугом спросила Гейне, тем не менее тоже извлекая шпагу из ножен.
– Магический их не остановил бы. Только живой.
– Я просто поддержал его, что бы он горел дольше.
Эльф и герой ответили одновременно, одновременно становясь по обе стороны от крыльца – Райнарт чуть впереди, Эледвер чуть ближе, сразу же спуская тетиву.
Первая, самая нетерпеливая гончая перемахнула через барьер, и с визгом покатилась по земле, задев пламя, после чего огонь угас окончательно. Следующая попала под меч Райнарта, который моментально развернувшись в пируэте пригвоздил к земле еще одну, четвертая, которой за эти мгновенья удалось подобраться на расстояние прыжка к горлу, оказалась насаженной на шпагу Гейне. Дальше происходившее напоминало кошмар сумасшедшего акробата: дикая пляска спиной к спине, едва успевая вгонять потускневшую сталь в черные тела.
Развернувшись в очередной раз, Гейне увидела, как с широкого замаха Райнарт отсекает голову гончей и с недоверием осознала, что эта кажется была последней.
– Рассвет, – заметил Эледвер, указывая на только еще начинающую светлеть кромку неба, и стал собирать серебряные наконечники: все, что уцелело от его стрел.
Не в силах отвести глаз от выжженных пятен – единственного, что осталось от гончих, Гейне сползла на завалинку, чувствуя, что впервые в жизни может упасть в обморок. Руки у нее дрожали даже не столько от усталости, сколько от все не желавшего уходить нервного напряжения.
– Не плохо, – Райнарт не смотрел на нее, пытаясь вытереть меч, – Очень даже неплохо, особенно для первого раза. Беру назад свои слова об обузе.
Гейне перевела взгляд на него – и выругалась. Тоже впервые в жизни.
Флешбэк Ночь, улица, фонарь: где-то это уже было, да? Две шлюхи, прохаживающиеся от одной стороны узкой улочки до другой, что бы согреться. Из-за угла появляется одинокий прохожий, и шлюхи оживляются.
– Эй, хочешь, я тебя согрею? – обращается одна из них к высокому худому парню, проходящему мимо, – всего один дирхем, ну же… я люблю таких молоденьких!
Но тот даже не поворачивает головы. Раскисшая снежная каша все так же мерно чавкает под подошвами полу развалившихся сапог.
– А хочешь погадаю? Я и это умею, – кричит вторая.
Парень наконец поворачивается, и шлюха испуганно отшатывается к фонарю, – глаза у него чудовищно черные, и кажутся необычайно огромными из-за темных кругов вокруг и бледного до прозрачности, худого лица.
– Я тебе и сам погадаю, – сообщает он хриплым простуженным голосом.
– И что меня ждет? – стараясь скрыть страх, шлюха игриво-развязным жестом протягивает ему руку.
Странный парень даже не смотрит на руку. Он бросает на женщину один быстрый взгляд и безразлично роняет:
– Тебя зарежут через три дня…
Когда обе девки опомнились, улица была пуста.
Кабак под красноречивым названием "Дыра" находился рядом с портом в не самом благополучном районе города. Королева Адальберта, предшественница милостивой Ингеборги, и вовсе не раз подумывала сжечь этот квартал со всеми обитателями, но придворный маг не мог гарантировать, что огонь не перекинется на другие районы, и затею пришлось оставить.
В одну из насквозь продуваемых ветром ночей в начале весны в "Дыру", располагавшуюся, как и положено дыре, в подвале, спустился высокий черноволосый юноша. Он молча отдал хозяину пару медных монет, забрал миску подгоревшей тушеной капусты и привычно сел в углу.
Сидевший за стойкой плечистый детина самой бандитской наружности вопросительно повел на него глазами. Получив утвердительный кивок кабатчика, он встал и направился к парню.