В середине Смутной Эпохи, когда эльфы уже растеряли остатки гуманизма, но еще не утратили знаний — напротив, подстегиваемая военными нуждами, наука продвинулась далеко вперед — они создали несколько сотен видов различных монстров. К концу эпохи знания о том, как контролировать этих чудовищ, оказались утеряны, к тому же многие виды мутировали до полной потери исходных ТТХ. Найэри, при их могуществе, разумеется, были в состоянии уничтожить весь этот зоопарк одним мановением руки, но почему-то отказались. Вместо этого они согнали милых зверюшек в долину, окруженную неприступными горами со всех сторон, кроме одного довольно узкого ущелья — того, которое позже назовут Сумеречным. После чего с чистой совестью убрались восвояси, и эльфы остались со своей проблемой в одиночестве — новорожденных людей можно было в расчет не брать.
Карательные экспедиции, которые регулярно снаряжались в Долину, возвращались в лучшем случае в сильно урезанном состоянии, а чаще не возвращались вовсе. Единственное решение, которое позволяло хоть как-то предотвратить распространение заразы по всему Эртану, была застава в ущелье, ведущем в Долину. Эльфам эти заставы давались слишком дорого, и через какое-то время защитная функция полностью перешла к вампирам — они и поселились там же, у входа в Сумеречное Ущелье. Изредка, раз в тысячелетие, каким-нибудь особо хитрым монстрам, типа тех же дьергов, удается прорваться сквозь кордон, а то и размножиться — тогда их приходится отлавливать по всему континенту. А в остальном все осталось по-прежнему: практики-вампиры сторожат выход из ущелья, теоретики-эльфы пытаются изобрести способ уничтожения чудовищ, ну или хотя бы отдельных видов, но не сильно преуспевают в этом. Вот, собственно, и вся история. Довольна?
— Неужели за несколько десятков тысячелетий эльфы так и не нашли более удачного решения? — недоверчиво спросила я. — Ведь на создание этого вивария у них ушло не больше двух тысяч лет.
— Вот именно, — неожиданно подал голос Вереск. — И вспомните, чем это закончилось. Понимаете, Юлия, эльфы до сих пор не могут забыть ужасов Смутной Эпохи и боятся ее повторения. Поэтому они сознательно ограничивают все потенциально опасные исследования. А кроме того… — Вереск помолчал, как будто раздумывая, стоит ли это говорить. — Возможно, и к лучшему, что в мире есть горячая точка, составляющая смысл жизни многих поколений вампиров. Если ее вдруг не станет, еще не известно, на что они додумаются употребить неожиданно образовавшийся досуг. К мирному труду вампиры органически не способны… Добрый день, Архимагистр.
Я обернулась и растерянно обвела взглядом комнату — совершенно пустую, если не считать статуи Васкера у двери. Лишь через пару секунд посреди приемной проявился высокий эльф с длинными серебристо-белыми волосами. Возраст определению не поддавался: лицо было молодым, без единой морщины, но глаза — две бархатно-синих бездны — хранили мудрость веков, а то и тысячелетий. В облике эльфа было что-то вопиюще неправильное.
Краем глаза я заметила, что Женя поспешно соскочил со стола и отвесил полагающийся по этикету поклон, но сама от неожиданности впала в ступор и осталась сидеть в кресле, бестактно разглядывая незнакомца и пытаясь понять, что же меня так насторожило в его внешности. Наконец, до меня дошло: он улыбался! Не очень широко (и, если уж на то пошло, непонятно, насколько искренне), но все же это была настоящая человеческая улыбка, а не ее эльфийский аналог — приподнятые уголки губ.
— Я рад видеть, что вы не утратили своей проницательности, Кристоф, — заметил эльф. — И до сих пор сожалею, что вы отказались от участия в проекте. Ваш талант был бы там весьма кстати.
Вереск поморщился:
— Не надо, магистр.