В редких случаях можно добавить в обзор и переиздания, но для этого должен быть весомый информационный повод.
Наш журнал так устроен, что в начале есть рубрика с художественными книгами, книгами общекультурного свойства и детскими новинками, а в конце еще несколько страниц посвящены профессиональному нон-фикшну: книжки по психологии, психотерапии, психиатрии, по нейробиологии, нейрофизиологии, педагогике и т. д.
Выбирая художественную книжку, я оцениваю, могу ли я вообще ее прочитать. Я не имею в виду объем. Текст должен быть написан так, чтобы его можно было читать добровольно, чтобы сам процесс не вызывал стойкого отвращения. Он должен быть хорошо написан. Вот на этом «это должно быть хорошо написано» отсеивается большинство новинок.
Дальше поскольку издание все же тематическое я пытаюсь понять, можно ли из текста выудить какие-то общечеловеческие темы, а не только литературную игру, языковую игру и интеллектуальную игру. Этика, семья, эмоции, проблемы частной и исторической памяти, конфликты, духовные кризисы, что-то такое, что потенциальному читателю журнала может быть интересно. Или я смогу объяснить условной интеллигентной сорокалетней женщине с высшим образованием, живущей в условном Екатеринбурге а мы примерно так представляем себе аудиторию зачем ей читать про жестоких японских школьниц или циничного француза, принявшего ислам.
И третье, это не правило, а нежное пожелание редакции. Хотелось бы, чтобы эти полосы были не очень мрачными. Потому что, ну это же люди, они же будут читать, они же покупают нас, чтобы немножко развеяться и немножко прийти в себя, и чуть-чуть отдохнуть, получить какой-то глоток воздуха, ну хотя бы отчасти. Потому что осень, знаете, у всех депрессия, давайте оказывать посильную поддержку. А потом, вы знаете, Новый год, давайте не будем отравлять людям праздник. А вот еще весна, вы знаете, у всех гормональный подъем, а тут какие-то ужасы на полосе. Или вот лето, у нас сдвоенный номер, предполагается, что мы будем писать про пляжное чтение.
Разумеется, это пожелание касается только фикциональной литературы и, я думаю, оно существует только в нашем журнале. Потому что о физическом, сексуальном, домашнем, духовном и каком угодно еще насилии, о ценностных, возрастных и духовных кризисах, о детских травмах, сиротстве, одиночестве, о страхе смерти, о депрессии, о проживании утраты, коротко говоря о боли мы пишем из раза в раз. И у книжного разворота есть задача чуть-чуть сбалансировать номер в целом. Потому что исцеление боли это психотерапевтическая задача, это не задача художественной литературы. У художественной литературы нет инструментария для исцеления. У нее есть способ указания на точку боли, надавливания на нее но это бессмысленно. Потому что боли от этого становится больше, а не меньше. Бессмысленно и жестоко, и самонадеянно обнажать социальные язвы, если не знаешь, как их залечить.
Вот такой социальный заказ.
Сергей Чередниченко: Спасибо. Я могу задать еще один вопрос, но он касается, скорее Он такой немножко провокационный. Любой глянцевый журнал на процентов семьдесят, наверное, состоит из рекламы. Насколько критика в глянцевом журнале является рекламой?
Елена Пестерева: Глянцевый журнал не состоит на 70 % из рекламы, это заблуждение. По крайней мере, тот, в котором я работаю, его можно полистать и посчитать количество рекламных и не рекламных полос. Конечно, до кризиса рекламы было больше но за счет этого мы могли себе позволить больший объем номера, то есть пропорция сохранялась. Найти рекламодателя наверное, в любой экономической ситуации это сложная задача, серьезно. И если реклама не собрана, то по слухам, со мной такого не было книжная полоса слетает из номера первой.
Насколько рекламными являются тексты обозревателей в глянце? Мои интонационно всегда отчасти рекламные, неважно, в глянцевом журнале они опубликованы или в «толстом», или в интернет-издании. Я не могу писать о том, что мне не нравится, будь то книги, сборники, идеи, люди, тенденции или явления. Я пытаюсь сказать что-то вроде: «Читатель, погляди, какая штука!» только и всего. Да, так работает мой инстинкт просвещения.
«Вопросы литературы», 3,2017
Я тебе еще пригожусь
Чем дольше я читаю художественную литературу, пишу о литературе и наблюдаю процесс, тем меньше понимаю, зачем она нужна миру.