Аюшеев мягок в интонациях и почти исключен из стихотворений сам. Это, безусловно, лирика. Но в ней едва уловим автор. Всего одно любовное стихотворение, да и то я могу ошибаться («То есть ты, как озеро или река»). Редко появляющийся и сильно стертый биографический план стихов. Ни ярости, ни жалобы, ни страха смерти, ни осуждения, ни болезненного сострадания «Живите, как хотите». Пожалуй, мир и покой, наконец наставший: «Ну пусть мы такие корнеплоды, / пусть наша форма зоо была, / но чувства-то мы имели из книжек / и к ним простирали свои вымышленные тела».
Чем закончить маленький сибирский обзор с такой выборкой, как эта? Общую мысль позаимствую у Булата Аюшеева, лучше сформулировать не получится:
И Ольга Смолина,
Учительница Выдринской школы,
И Иван Геймур из Култука,
И Виктор Чижиков из поселка Селенгинск,
И Папирняк Михаил Степанович,
Автор книги «Они сено не косили»,
Тоже написали хорошие стихи.
«Октябрь», 3,2015
«Плюсовая поэзия» плюс рецензия
Воздух на солнце прожарен, пух тополиный мелькает:
Где же твои вологжане?
За гаражами под облаками на молоке с мотыльками.
Ната СучковаВ Вологде есть памятник Рубцову, остро-тоскливый. Он стоит в начале сквера, сквер у него за спиной, перед лицом бессмысленные строения и ресторанпоплавок, по правую руку крутой берег и река, по левую проезжая часть. Он стоит, такой как будто маленький и растерянный, в лихом шарфе, с аккуратным чемоданчиком, и не знает, что теперь делать, куда идти. Я езжу в Вологду много лет, раньше стояла и подолгу смотрела на него, теперь стараюсь обойти, не смотреть.
В Вологде есть памятник Батюшкову, мучительно-странный. Он стоит, спешившись, рядом с конем, перед ним Соборная площадь, за ним крутой берег и река, огромный конь опустил голову и щиплет воображаемую травку, а Батюшков рядом с ним такой маленький и растерянный, стоит и не знает, что теперь делать, куда идти
Мой первый приезд пришелся на время личной болезненной растерянности и тоски что делать, куда идти. Приехала в вологодское отделение СРП на фестиваль «Плюсовая поэзия», никого там не зная, и получила что-то вроде прибежища. С 2012 года съездила к ним семь раз.
За это время творческие семинары вели Михаил Айзенберг, Светлана Василенко, Евгения Вежлян, Александр Переверзин, Алексей Кубрик и другие достойные люди, книжки презентовали с десяток поэтических издательств, СП обзавелся деревянно-кружевной резиденцией и начал издательский проект. За это время Лета Югай получила премию «Дебют», а Наталья Мелехина кучу других премий, Антон Черный уехал в Америку и вернулся, по пути перевел книгу стихов Георга Гейма и два тома немецких и английских поэтов Первой мировой, Наталья Боева перестала писать стихи и пошла работать в Музей кружева, а Мария Суворова пошла работать культурным журналистом на местное телевидение, но стихов писать не перестала. У Наты Сучковой вышло три сборника стихов, у Марии Марковой и Антона Черного по два, у Андрея Таюшева не меньше пяти тонких самиздатовских книг. Как будто целая жизнь прошла или большой ее кусок.
О них писали Елена Титова, Андрей Пермяков, Максим Алпатов и Марина Гарбер. Но исследовать вологодскую литературу начала 2ООО-х как единый живой организм давно уже хочется (насколько я слышу не мне одной) и однажды придется. Просто не в этот раз.