И это оказалось очень важным для моего мужа.
Алек выпрямился на стуле.
— Ну, знаете, этот парень просто одержим. Он нерационально себя ведет. Даже не допускайте мысли, что он прав. Ваш муж никогда по-настоящему не знал эту женщину. Если бы у него был этот шанс, он, скорее всего, понял бы, что она самая обычная женщина…
Оливия опустила голову, и Алек увидел слезинку на ее нижних ресницах. Капелька упала на блузку цвета лаванды, оставив на ткани маленькое круглое темное пятнышко.
Алек подался к ней.
— Оливия?
Она поднесла салфетку к глазам, покосилась на других посетителей и сказала негромко:
— Простите. Вы вряд ли пригласили бы меня на обед, если б знали, что я поставлю вас в неловкое положение.
Алек придвинулся ближе к столу.
— Я пригласил вас не для того, чтобы вас расстраивать. — Их колени соприкоснулись под столом, и Оливия немного отодвинулась и принялась теребить салфетку.
— Я ничего не понимаю… Мой муж был таким замечательным до встречи с ней. У нас был благополучный брак, и вдруг все рухнуло. Я все жду, что вернется прежний Пол, но у меня такое ощущение, что он умер.
Алек покачал головой.
— Возможно, он просто запутался. Оставайтесь в его жизни, Оливия, напоминайте ему, как вам было хорошо раньше.
Оливия перестала плакать, но от слез у нее покраснел нос, и она выглядела такой беспомощной. В ней сейчас не осталось ничего от той женщины, которую Алек встретил неделей раньше.
— Я старалась стать похожей на нее, — продолжала Оливия, — на ту, другую, женщину.
Алек снова нахмурился.
— Но ведь ваш муж влюбился в Оливию, верно? Именно с Оливией у него был счастливый брак, а не с этой… — он хотел сказать «сукой», но ему показалось неудобным употреблять это слово при Оливии, — не с этой женщиной, которая довела его до безумия.
Она скрестила на груди руки, кулаки были крепко сжаты.
— Я не могла родить ребенка, — призналась Оливия. — Думаю, поэтому Пол стал иначе относиться ко мне. Я сделала операцию, но оказалось уже слишком поздно.
— А если вы скажете ему о ребенке? — предложил Алек.
— Тогда я никогда не буду уверена, ради кого он вернулся, ради меня или ради ребенка.
Неожиданно из ее сумочки раздался писк пейджера Оливия достала его, прочитала сообщение.
— Здесь есть телефон? — спросила она.
— Я уверен, вам разрешат воспользоваться телефоном в зале.
Оливия встала, выпрямилась, легко тряхнула темными блестящими волосами и пошла внутрь ресторана. Она снова стала уверенным в себе врачом.
Когда Оливия вернулась, Алек раскрошил свой нетронутый кусок хлеба и кормил уток.
— Вам надо ехать? — поинтересовался он. Она покачала головой.
— Нет, там справятся без меня.
Оливия посмотрела на свою изорванную салфетку, насупилась, словно не понимая, как эта бумага попала на столик. Она собрала клочки и положила на тарелку, виновато улыбнувшись Алеку.
— Извините, Алек. В следующий раз, когда я снопа начну плакаться на мою жизнь, просто засуньте мне в рот пробку, договорились?
— Я готов вас выслушать. — Он бросил последний кусок хлеба в воду. Утки начали шумно драться за него. — Ваша жизнь совсем не похожа на мою, но итог одинаковый. Мы оба одиноки. И я знаю, каково это.
Оливия крутила соломинку в чае со льдом, потому что с салфеткой уже было покончено.
— Когда я начинаю тосковать о Поле, я сразу вспоминаю, каково вам без Анни. И я… — Она замялась, покачала головой. — Мне очень не хватает прикосновений. Я говорю не о сексе, а о том, что нет человека, которого можно взять за руку, нет близости с другим человеком. Пока это имеешь, не понимаешь, насколько это важно.
Алек кивнул, Оливия откинулась на спинку стула и снова сложила руки на коленях.
— Я начала ходить на массаж, чтобы чувствовать, что хоть чьи-то руки касаются меня.