Что с вами? забеспокоилась Лера.
Простите, очень давно не пил спиртного. Голова немного кружится, Келер опустил стакан и пододвинул салат. Даже тарелка выглядела аппетитнее чем пирожки, которыми он питался последние два дня.
А вы? Вы тоже не просто случайный пассажир на вокзале. Я бы решила, что вы тоже скрываетесь, если бы не ваш возраст.
Келер оторвался от тарелки.
А что, в моей возрасте люди становятся бесстрашными и бессмертными?
Лера засмеялась.
Нет, просто это немного странно.
Скрываться? Я смотрю на вас и понимаю, что это становится модным. А с чего вы взяли, что я бегу от кого-то?
Я заметила вас еще вчера вечером заходила на вокзал узнать насчет утренних рейсов. Вы были там. В столице так долго не ждут поезд, если точно знают куда ехать.
Келер молчал. Он покончил с салатом и снова взялся за эль, почувствовав, что пузырьки в голове унялись, а ресторан больше не покачивается как в круизном лайнере.
Лера уже успела опустошить свой бокал и снова подозвала официанта.
Еще два, сказала она.
Смерти моей хотите? уточнил Келер. Учтите, кроме пальто и собственно чемодана у меня в номере ничего нет.
Просто мы еще не договорили, она вернула меню официанту и постучала по нему ногтем. К элю что-нибудь еще добавьте. Гренок, например.
Официант кивнул и удалился.
Да, вы правы, сознался Келер. Я такой же беглец, как и вы.
Криминал? Я так и думала!
Не поверите, но родная дочь. Вы, наверное, думаете, что только в вашем возрасте у людей бывают глобальные проблемы, но это не так. Вот вы бежите от отца, который, думаю, желает вам счастья, а вы из-за свойственного вашему поколению врожденного бунта готовы исчезнуть на краю света, лишь бы самоутвердиться, Келер усмехнулся. И, наверное, думаете, что вот у вас-то действительно беда.
Лера поставила свой бокал. Она сжала побелевшие губы и уставилась на свои руки.
Вы же не знаете
Почему подростки убегают из дома? Думаю, знаю.
Он замолчал.
Простите, мне нужно покурить, сказала Лера и убежала, оставив недопитый стакан.
Келер вздохнул. С глотком эля пришло ощущение стыда. Напрасно накинулся на девушку, которую совсем не знал, но вдруг решил, что знает всех восемнадцатилетних девушек в мире. Конечно, среди молодежи много неприкрытого хамства, но сейчас хамом чувствовал себя именно он. Келер одним глотком допил бокал и взялся за другой. Снег за окном превратился в дождь, украсивший стекла длинными прозрачными потеками.
Вы неправы, отец, Лера вернулась и упала на стул.
«Отец? Что-то новое», заметил Келер.
Но опустим это и поговорим о вашей проблеме, примирительно сказала Лера. Ваша дочь хочет вас убить?
Келер покачал головой и улыбнулся.
Как прямолинейно.
Но вы же ничего не рассказываете.
А рассказывать особо и нечего. Иногда бывает так, что живешь в маленькой квартире, дружишь с соседями и особо никому не мешаешь, а потом тебе говорят, что намного лучше тебе было бы в пансионате.
Пансионате?
Так красиво сейчас называют дома престарелых.
Лера прищурилась, разглядывая его, потом пожала плечами.
Вы же не настолько старый. Простите, пожилой. Вам, наверное, лет шестьдесят.
Шестьдесят два. Но когда ты болен, за тобой нужен уход.
И ваша дочь не собирается этого делать?
Она считает, что в пансионате мне будет гораздо удобнее.
Повисла тишина. Келер сделал большой глоток и почувствовал, как Лера и все вокруг поплыло перед глазами.
А может быть она права? предположила Лера.
Это вы мне сейчас мстите так?
Да нет же. Просто там и общение, и уход, медицинская помощь если необходимо. Намного безопаснее и веселее, чем, как вы сами сказали, в маленькой квартире.
Говорите точно, как моя дочь.
Лера подалась вперед и подняла указательный палец, словно приготовившись оглашать аргументы.
Так, отец, давайте оставим критику. Среди людей своего возраста вам действительно будет интересно. И потом, не знаю, чем вы там больны, но в таких заведениях работают врачи.
Дезориентация, пояснил Келер. Я могу выйти из дома и уже не вернуться обратно.
Тем более!
Келер усмехнулся.
Почему вы улыбаетесь?
Улыбаюсь тому, как легко судить о таких вещах, когда тебе еще нет двадцати. Пансионат это не отель на отпуск, из которого ты вернешься домой. У меня больше не будет дома. Это дорога в один конец, означающая, что жизнь твоя, какой бы долгой и яркой она не была, подошла к концу. И конец ее вот он, в кругу людей твоего возраста и медсестер, с шахматами и тапочками возле казенной кровати. А жизнь настоящая там, за оградой. Ты можешь сколько угодно смотреть на нее из окна, но ее ты уже не вернешь.