Алексей выходил из архива, когда в его кармане зазвонил телефон. Номер был неизвестным.
Слушаю Вас, он принял входящий.
Алексей Егорович, это Анна Васильевна. Я поговорила с Сонечкой. И попросила её расстегнуть блузку, голос Анны Васильевны казался взволнованным. Да, у неё ранка в груди. Маленькая такая, круглая. Но она говорит, что общалась с отцом. Мне кажется, она не помнит, что произошло с ней.
Вы вызвали «Скорую» или к врачу отвели её? поинтересовался Алексей.
Какое там, отозвалась Анна Васильевна. Она боится сообщать. Раз не помнит, то ничего не докажет, говорит. И, вообще, я пока выходила, она уже убежала. Видимо, на учёбу пошла.
На учёбу с дыркой в груди! Алексей выругался.
Вы уж простите, произнесла Анна Васильевна. Не доглядела я. Но она обещала, что после учёбы к вам пойдёт.
Да мы сами за ней съездим
Нет, оборвала Анна Васильевна. Вы не представляете, какой для неё стресс к Вам обратиться по собственной воле. А так приедете, она ещё сильнее напугается. Сонечка девочка ответственная. Раз сказала, что придёт, то придёт. Главное, Анна Васильевна помолчала, подбирая слова. Вы с ней поосторожней, пожалуйста, докончила она. Подобрее, что ли.
Ясно, понял, отозвался Алексей.
Глава четвёртая
Соня, в сопровождении Андрея Золотова, появилась в кабинете Николая Ивановича Селезнева в три часа дня.
Проходите, голос пожилого полковника показался Соне приятным. Она робко вошла в кабинет, замечая ещё двух человек, изучающе глядящих на неё.
Софья Александровна? произнёс майор Меркулов. Хорошо, что пришли. Ну, как Вы?
Соня неуверенно пожала плечами, испуганно глянув на Алексея.
Нормально, робко отозвалась она.
Рана не мешает? послышался с противоположной стороны грубоватый голос майора Кондратьева.
Болит, так же неуверенно произнесла Соня, присаживаясь на подставленный ей Андреем стул.
А откуда она у Вас появилась? снова спросил Кондратьев.
Соня помотала головой.
Не знаю, тихо произнесла она.
А как из морга ушли? спросил Алексей.
В глазах Сони появился ужас.
Какого морга? она запнулась, поднимая беспомощный взгляд на полковника Селезнева. Я вчера с папой встречалась. Только маме не говорите, пожалуйста. Она очень злится, когда я с ним общаюсь.
Софья Александровна, снова послышался голос Олега, заставивший Соню повернуться к нему. Вы уверены, что Ваш отец жив?
Соня перевела взгляд на Николая Ивановича, невольно почувствовав робкое тепло под его укоризненным взглядом, брошенным на майора Кондратьева. Если она и могла кому-то доверять здесь, то, скорее всего, ему.
Окружавшая её обстановка казалась ужасающей, хотя она и не могла понять, почему. Всё выглядело как какой-то тревожный сон, от которого, к сожалению, она не могла проснуться. Она не раз слышала о том, что её отец мёртв. И мать неоднократно называла её сумасшедшей и грозила отдать в психиатрическую больницу.
Могло это означать начало конца? Могла её мать настолько хотеть от неё избавиться, что подговаривала окружающих сводить её с ума?
В институте, на одной из лекций по психологии общения, она услышала о таком явлении, как газлайтинг убеждении одного человека другим в том, что он ненормальный. И зачастую жертвы газлайтинга до последнего верят своим мучителям. Но, почему её мать стала прибегать к столь сложному приёму? Соня не помнила, чтобы мать интересовалась чем-то кроме водки и мужчин. И вряд ли бы она заинтересовалась психологией. Так, неужели это правда? Неужели она сумасшедшая?
Теперь же к первому страху добавился новый страх что такого противозаконного она сделала, общаясь с отцом? И почему, действительно, у неё утром обнаружилась глубокая рана в груди и почему всё тело так болит?
Как Вы связываетесь с отцом? спросил Николай Иванович.
Я ему звоню, уверенно ответила Соня. Или он мне звонит. Мы договариваемся и встречаемся.
И что делаете?
Ну, Соня пожала плечами. Разговариваем, гуляем, я ему рассказываю о своих новостях или проблемах.
Вы знаете, что он сидел в тюрьме, заметил майор Кондратьев.
Да, Соня уверенно кивнула. Но он сказал, что его досрочно освободили. И что он не хочет возвращаться к прошлому. Я думаю, это не страшно, что мы с ним общаемся.