Кем я только не перебывал! и шахом, и султаном, и царём, и воином, и плененным был, и попадал под обвалы шахт, но чудом спасался Да, моё детство было богато воображением, я любил мечтать. Даже богом я и то был. Эта способность уходить в мир нереальности по сию пору не утратила своей силы и притягательности и я, всякий раз убегаю туда от действительности этого неумолимого в своей логике мира, или, настолько же нелогичного, насколько он бывает логичным. Я ступаю в мир своего воображения ни одной ногой, ни одним подсознанием я удаляюсь туда ВЕСЬ, телом и мыслями, духом и желаниями. В такие моменты мне кажется я даже не существую там, где меня застаёт разыгравшееся воображение. А самое страшное, самое больное и убийственное возвращение в действительность туда, откупа приходишь, к тому, что толкнуло тебя уйти, тогда, когда меньше всего хочешь возвращения.
Я сам не заметил, как дошёл по остановки. Сел в троллей бус. Потом долго пришлось ждать автобуса. Замерз. Стало темнеть. Захотелось есть. Автобус вывернулся из-за угла, обрызгал меня грязью и остановился.
Он кренился из стороны в сторону, словно медведь; фыркал, натужно урчал. Наконец я доехал.
Открыла Лайла.
Ой, она бросилась помогать снимать мне пальто, взяла шарф и шапку, так давно тебя не было, проходи. Есть хочешь?
Я смотрю на неё, кажется удивленными глазами и думаю: «Господи, ты ещё спрашиваешь?
Ведь с утра только поел, да и не поел-то, а так, мало и невкусно». У меня началось страшное слюноотделение, закружилась голова. Отвернувшись к зеркалу и расчесывая свои кудрявые лох мы, я украдкой сглатываю и небрежно, но тихо говорю,
Да не то, что хочу, просто я поел в столовой что-то не свежее дали, теперь побаливает, я ткнул себя в желудок пальцем и чуть не заорал от боли, вероятно, лицо моё перекоси лось, ибо Лайла с испугом посмотрела на меня.
Послушай, что ты ел? Надо прополоскать желудок марганцовкой и выпить побольше молока. Или чего-нибудь такого
Я криво усмехнулся, разве я мог сказать правду, что я сегодня почти не ел, а вчера вообще, кроме трёх стаканов горячей бурды под названием чай, до полуночи в рот не брал, пока не попал в общагу. Разве я мог не пощадить своего самолюбия и её, по-новому складывавшемуся обо мне мнению дать пищу сомнений? о, нет!
Н-нет, не надо полоскать, я
Она засмеялась, а я покраснел.
Бабушка, у нас гости. Принеси, пожалуйста, молока и пи рожков. Мне ужасно захотелось наброситься на эти пирожки и вы дуть всё молоко, какое только найдется в доме. Но я сижу и, как неживой, похлебываю маленькими глотками из огромной кружки и откусываю по малюсенькому кусочку пирожок. Я делаю вид, что не голоден и, что ем, лишь из-за того, чтобы прошло «отравление желудка». Я ем. Лайла сидит напротив. Отпивая из стакана молоко, она негромко рассказывает, рассказывает о себе, о Марии, о преподавателях
Я давно не хожу на занятия, хотя и разрешили заниматься со своей группой. Всё подыскивал где бы подработать, но так и не нашел. Даже на полставки ничего нет.
Ты из наших кого-нибудь видела?
А разве ты не из общежития? в свою очередь спросила Лайла. Нет. То есть да. Но я оттуда не вылазил. Я болел И тебя не навещали?
Врать становилось трудно. Тем более, что я и не умел. Понимаешь, я не был в общаге.
А-а.
Я перевожусь на заочное. Ордер на комнату взяли не положено теперь. А работы не могу найти.
Лайла смотрела на меня и покачивалась из стороны в сторону. Я её знаю полгода. Мы с одного потока. Познакомились в начале второго курса, во время полевых работ. Иногда, время от времени, мне кажется, что я её люблю, бывает, сижу где-нибудь и её лицо, задумчивый грустный взгляд И эта полуулыбка. Загадочная девушка. И вот, теперь, мне захотелось обнять её, спрятаться от осаждающих меня напастей в тепле её рук я встаю, иду к ней. Она уже не в синем платье, а в белом. Сидит у камина. Смотрит не то на меня, не то куда-то дальше дальше приоткрытой двери. На губах полуулыбка, карие глаза отсветом пламени в камине манят к себе. Ближе, ближе я подхожу и чувствую, как дрожат мои колени Я подхожу, между нами шаг. Стаю на одно колено и, она протягивает мне руку
Я услышал своё имя и чуть не захлебнулся отпитым глотком молока, а как ты теперь? закончила она фразу.
Я, теперь? я беспомощно посмотрел на Лайлу. Понял неожиданно, что сыт и оптимизм дошёл до самого моего желудка, как-нибудь выкручусь, я широко улыбнулся и встал из-за стола,