И волновался он вовсе не потому, что хотел, чтобы я закончил работу. Он волновался, потому что решил, будто ему звонит кто-то по имени Джон.
— Джон, Джон, — закричал он в трубку, — ну, слава Богу, ты позвонил!
— Джон, — продолжал он, — я знаю всё, что ты обо мне думаешь, и не виню тебя за это, но прошу тебя, выслушай меня, не клади трубку. Она бросила меня, Джон. С этим покончено. Теперь я собираю осколки. Джон, я умоляю тебя, приезжай сюда. Ты должен приехать. Пожалуйста, Джон. Джон, я прошу тебя!
— Мистер Мурра, — произнес я.
— Да? — ответил он.
Его голос внезапно зазвучал тише, и я понял, что он решил, будто я вошел в комнату.
— Это я, мистер Мурра, — сказал я.
— Кто это, я?
— Я занимаюсь ограждением для Вашей ванны.
— Я жду междугородный звонок. Это очень важно. Пожалуйста, освободите линию.
— Прошу прощения, я только хотел бы узнать, когда я смогу закончить работу.
— Никогда, — рявкнул он. — Забудьте! К черту!
— Мистер Мурра, — настаивал я, — я не могу просто так вернуть эту дверь на завод.
— Пришлите мне счет, — сказал он. — Дверь возьмите от меня в подарок.
— Как вам будет угодно, — сказал я. — А как насчет этих двух «Флитвудов»?
— Выбросите их на свалку, — отрезал он.
— Мистер Мурра, — сказал я, — вы чем-то расстроены.
— О Боже, как вы проницательны!
— Может быть, действительно э т у дверь стоит выбросить, но защитные окна еще никому не повредили. Почему бы мне сейчас не приехать к вам и не установить их? Вы даже не заметите мое присутствие.
— Ладно, ладно, ладно, — сказал он и повесил трубку.
* * *
Окна «Флитвуд» — наша лучшая продукция, и поэтому вставить их — дело тонкое и совсем не быстрое. Сначала по всей длине цементом крепится специальная прокладка, также как крепится прокладка для ограждения по краю ванны. Поэтому дома у Мурры мне нужно было немного подождать, пока состав затвердеет. Кстати, комнату с окнами «Флитвуд» можно наполнить водой хоть до потолка, и вода выливаться не будет — во всяком случае не из окон.
Жду, значит, я, пока цемент схватится, и тут выходит Мурра и спрашивает, не хочу ли я выпить.
— Простите? — переспросил я.
— Или, может, в вашей фирме на работе не пьют?
— Ну, это только в телевизионных фильмах.
Он проводил меня в кухню, достал бутылку, лёд и два бокала.
— Очень мило с вашей стороны, — сказал я.
— Может, я и не знаю, что такое любовь, но — Бог свидетель — я ни разу не напивался в одиночестве.
— А мы что, собираемся напиться?
— Если у вас нет других предложений, — сказал он.
— Я должен немного подумать, — сказал я.
— А вот это большая ошибка. Когда живешь с оглядкой, чертовски много теряешь. Вот почему вы, янки, такие холодные. Вы слишком много думаете и поэтому так редко женитесь.
— Может иногда людям просто не хватает денег?
— Нет, нет, — запротестовал он. — Причина глубже. Вы здесь не привыкли сразу вырывать чертополох с корнем.
Он должен был непременно объяснить мне, что чертополох ни за что не уколет, если успеть вовремя его выдернуть.
— Что-то не очень мне верится насчет чертополоха, — сказал я.
— Это типичный для Новой Англии консерватизм.
— Я так понял, что Вы родом не из этих мест.
— Не имею такого счастья, — сказал он. Тут он сообщил мне, что он родом из Лос-Анджелеса.
— Ну, по-моему, это тоже неплохо.
— Все люди — притворщики, — заявил он.
— Не берусь судить, — ответил я.
— Поэтому мы и переехали сюда, — сказал он. — Так говорила моя жена — моя вторая жена — всем репортерам на нашей свадьбе. «Мы уезжаем от всех этих притворщиков. Мы будем жить среди настоящих людей в Нью-Хемпшире. Мы с мужем начнем новую жизнь. Он будет писать, писать и писать. Он напишет для меня сценарий, равного которому не было в истории литературы».