Какая сладкая!
Борина Звонкая охотно открыла детям свою широкую просеку, покрытую и теперь, в апреле, темно-зеленой брусничной травой. Среди этой зелени прошлого года кое-где виднелись новые цветочки белого подснежника и лиловые, мелкие, и частые, и ароматные цветочки волчьего лыка.
Они хорошо пахнут, попробуй, сорви цветочек волчьего лыка, сказал Митраша. Настя попробовала надломить прутик стебелька и никак не могла.
А почему это лыко называется волчьим? спросила она.
Отец говорил, ответил брат, волки из него себе корзинки плетут. И засмеялся.
Пока дети так говорили и утро подвигалось все больше к рассвету, борина Звонкая наполнялась птичьими песнями, воем, стоном и криком зверьков. Не все они были тут, на борине, но с болота, сырого, глухого, все звуки собирались сюда. Борина с лесом, сосновым и звонким на суходоле, отзывалась всему. Но бедные птички и зверушки, как мучились все они, стараясь выговорить какое-то общее всем, единое прекрасное слово! И даже дети, такие простые, как Настя с Митрашей, понимали их усилие. Им всем хотелось сказать одно только какое-то слово прекрасное. Это видно, как птица поёт на сучке, и каждое перышко дрожит у неё от усилия. Но все-таки слова, как человек, они сказать не могут, и им приходится выпевать, выкрикивать, выстукивать.
Тэк-тэк, чуть слышно постукивает огромная птица Глухарь в темном лесу. Шварк-шварк! Дикий Селезень в воздухе пролетел над речкой
Кряк-кряк! дикая утка Кряква на озерке.
Гу-гу-гу, красная птичка Снегирь на березе. Бекас, небольшая серая птичка с носом длинным, как сплющенная шпилька, раскатывается в воздухе диким барашком. Вроде как бы «жив, жив!» кричит кулик Кроншнеп. Тетерев там бормочет и чуфыкает. Белая Куропатка, как будто ведьма, хохочет.
Вот почему мы, когда придём в лес на рассвете и услышим, так и скажем им, как людям, это слово:
Здравствуйте!
И как будто они тогда тоже обрадуются, как будто тогда они тоже все подхватят чудесное слово, слетевшее с языка человеческого. И закрякают в ответ, и зачуфыкают, и зашваркают, и затэтэкают, стараясь всеми голосами этими ответить нам:
Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте! Но вот среди всех этих звуков вырвался один, ни на что не похожий.
Ты слышишь? спросил Митраша. Как же не слышать! ответила Настя. Давно слышу, и как-то страшно.
Ничего нет страшного. Мне отец говорил и показывал: это так весной заяц кричит.
А зачем так? Отец говорил: он кричит: «Здравствуй, зайчиха!»
А это что ухает? Отец говорил: это ухает Выпь, бык водяной.
И чего он ухает?
Отец говорил: у него есть тоже своя подруга, и он ей по-своему тоже так говорит, как и все: «Здравствуй, Выпиха».
И вдруг стало свежо и бодро, как будто вся земля сразу умылась, и небо засветилось, и все деревья запахли корой своей и почками. Вот тогда, как будто над всеми звуками вырвался, вылетел и все покрыл собою торжествующий крик, похожий, как если бы все люди радостно в стройном согласии могли закричать:
Победа, победа! Что это? спросила обрадованная Настя.
Отец говорил: это так журавли солнце встречают. Это значит, что скоро солнце взойдет.
Но солнце еще не взошло, когда охотники за сладкой клюквой спустились в большое болото. Тут еще совсем и не начиналось торжество встречи солнца. Над маленькими корявыми елочками и березками серой мглой висело ночное одеяло и глушило все чудесные звуки Звонкой борины. Настенька вся сжалась от холода, и в болотной сырости пахнул на нее резкий, одуряющий запах багульника.
Сюда, к Лежачему камню, пришли дети в то самое время, когда первые лучи солнца, пролетев над низенькими корявыми болотными елочками и березками, осветили Звонкую борину, и могучие стволы соснового бора стали как зажженные свечи великого храма природы. Оттуда сюда, к этому плоскому камню, где сели отдохнуть дети, слабо долетало пение птиц, посвященное восходу великого солнца. И светлые лучи, пролетающие над головами детей, еще не грели. Устроившись на мостике, для него довольно широком, ближе к ели, тетерев Косач как будто стал расцветать в лучах восходящего солнца. На голове его гребешок загорелся огненным цветком. Синяя в глубине черного грудь его стала переливать из синего на зеленое. И особенно красив стал его радужный, раскинутый лирой хвост. Завидев солнце над болотными жалкими елочками, он вдруг подпрыгнул на своем высоком мостике, показал свое белое, чистейшее белье подхвостья, подкрылья и крикнул: