выдохни нас.
напоследок нырни в мою память.
с вышки-вешалки, где осталось твое пальто,
кашемировая волчица
танцует танго с моим пуховиком.
кипяток нейронов.
ты не бойся обжечься, когда уйдешь.
.
намекни. ущипни меня за сосок
сознания,
чтобы смог перестроить координаты,
перетащить
зенитки, рассветы, рояли.
чтобы сонные привидения по утрам
глотали соленую овсянку
первого снегопада сквозь тебя,
сквозь
прозрачный
желудок
окна.
.
когда умрешь, не переживай о кредитах
я оплачу,
не волнуйся о коте Кузе возьму себе,
обещаю кормить и любить.
обещаю: и его переживу.
ибо вечность во мне как горб.
как гранитное проклятие скал и гор.
это искусство неумирать,
ибо я полубог.
мы не победили лейкоз, но рубец от клешни
я буду носить в сердце.
помнить, что ты жива.
и сиреневая Ниагара вечерней неземной грусти,
Хиросима смысла и бессмыслия.
как же жаль городки наших дней,
счастливых япошек минут
.
когда ты уйдешь, я вздрогну, как ноутбук.
и посмотрю в окно на то,
как осыпаются небоскребы
бликами, пикселями, пестрым квадропеплом
компьютерной программы
разрушая машинный код.
неспящий
я слушаю вечерний летний сад:
ракушку приложил к уху.
а ветки роз изящны, хищны, как богомолы.
блики на листьях, кошка вылизывается на подоконнике.
вдалеке верещат белки: скандал на фоне
персиковых обломков заката.
сорока расхаживает по будке яркая и наглая,
как сутенер.
жуки перемигиваются крыльями-антибликами.
муравьи щекочут маленькие ступни
вишням-китаянкам.
и тесное, густое движение листьев внутри клена
куёвдятся темно-зеленые
треугольные рыбы в аквариуме переполненном:
человечество листьев в разрезе.
и повсюду разлита невинность,
хотя здесь ежесекундно кто-то пожирает кого-то.
груши, как пьяницы, доходят под газетой на столе.
забытая чашка с глотком дождя и чая,
ветер плывет на спине по саду.
жена играет в смартфоне,
отращивает сигаретный жемчуг на блюдце.
и я прислушиваюсь к саду, будто к сейфу вор:
щелчки, дыхания, шорохи и всплески звуков.
я проглотил наживку тишины.
сейчас я слышу жизнь. вижу жизнь.
и жизнь смуглая богиня со змеиной головой
показывает мне: смотри, как виртуозно и нахально
импровизирую
на выпуклых клавишах мгновений.
совпадений. рождений и обедов. ярких красок.
маленьких смертей.
смотри и слушай. и запоминай.
на большее сейчас ты и не нужен.
внимательность. медитация, но наизнанку.
Будда неспящий
с широко открытыми глазами.
и, может быть, это слияние с вечностью,
так парусник во время шторма
сливается с волной.
и сны внутри меня, и сны снаружи подружились.
облака дельфинами, плацентами отражены
в озере времени.
я осязаю красоту и трепет энтропии,
хаос, глубину.
слышу музыку листьев, хитина, шорохов и блеска
узоры, розы, грозы, рельсы все совпало.
и если кто-то неосторожно сейчас заденет жизнь мою
стрела, инфаркт, метеорит я не поверю никогда, что умер,
что такое может произойти сейчас.
нет, только не сейчас.
как же прекрасно и больше, чем бессмертно.
вот это все сад, я и жена.
а ночь наступает картой дамы пик,
шелестящая карта тайны. и по затылку
пробежались мурашки как водомерки на отвесном пруду.
я был. я есть. я кем-то буду.
Умка
душа. что такое душа?
у меня ее нет.
старая дубленка пылится в шкафу, которая сто лет
назад вышла из моды,
которую мы привезли из Греции,
а в кармане монета
из несуществующей страны, и на вороте
темные пятна не отстиралась кровь, когда дрался
зимним вечером с хулиганом из-за девчонки.
душа уже позади, как дворец,
в спешке оставленный цесаревичем, а я
не чекист, но.
вышел подышать свежим мятным осознанием,
выкурить крепкие мысли.
уже нечего предложить ни Господу, ни Воланду,
а ума, таланта и сил
обмануть обоих уже не хватит.
лишь бы не война, не кровавый кисель в волосах.
а жизнь? одна
импровизация падающего пианиста с роялем.
река
покрылась зеленым льдом цинизма,
но вот здесь радушная полынья