И лет ей не больше 15-ти дашь, а тело её созревшее, ждущее и требующее ласки. Сейчас я знаю, как бывает: у одной все есть и грудь, и, извиняюсь, задница, а чего-то не так все-таки. Крупно бывает все и очень просто.
А у моей, той девчонки, как у голливудской дивы из журналов, «кошечки» все было выверено, красиво. Про себя думаю: «уйти, малолетка. Не доводить до крайности!» И она, словно поняла мои мысли, ушла, но уходя все оглядывалась: смотрю ли я ей вслед, и улыбалась. Идет по лугу, вышагивает по траве среди летней солнечной духоты, и вокруг нее бабочки летают, кузнечики стрекочут. Смотрит на меня издали, через плечо, с лукавством каким-то. И откуда у нее, у деревенской, такое кокетство бралось?! Наверное, фильмов про любовь насмотрелась, сериалов по телику. А может ей подсказывала её женская природа?!
Деревенская жизнь немного развеяла мою ту минутную влюбленность. Летние дожди, вдобавок, прервали мою рыбалку. С соседними парнями мы знали один маршрут в сельпо, в магазин, и обратно. Мы выпивали
Как-то вечером, выпил я немного с соседскими парнями и возвращался к себе на сеновал. Дожди прекратились, и еще была неделя отпуска, можно было завтра пойти за линями.
Когда я уже подошел к сеновалу, на заднем дворе, она стояла на дороге.
Задел я ее, и, вдруг, само собой получилось: я услышал её дыхание, ощутил прикосновение её распущенных волос, и прижал я девчонку к себе! Она молчала и только смотрела мне в лицо тихим взглядом. Потом сама ко мне прижалась, обняла и шепчет: «Уйдем отсюда, унеси меня!». Все. И я, как полоумный под гипнозом, понес ее вглубь на сеновал. Я помню запах сухого сена, ромашки. Помню губы в сладком поцелуе. Помню её тело жаркое и открытое. Ночь прошла в угаре любви, в забытьи
А потом она ушла. Когда еще было темно, я слышал в утренней тишине, как в соседнем дворе ее ругала мать. «Куда запропала гулящая, корова недоенная» и еще что-то в этом духе. А я лежал на сеновале с открытыми глазами. В щели между досок виделись мне тускнеющие звезды
Это и была моя первая и последняя любовь.
Встреча наша не была случайной. Я вообще считаю, что случайностей в жизни не бывает. Я полюбил эту девчонку, и теперь она со мной уже более 30-ти лет. Мы поженились той же осенью, ей было 19 лет.
Конец.Пятый лоскуток «Любовь»
Желание жить врожденно каждому живому организму на земле, и человек не может не хотеть жить, независимо от того, что ему нравится думать об этом.
Любовь к жизни это один из видов любви. У этого понятия, обозначаемого таким общим словом в русском языке «любовь», есть много разных толкований. В греческом языке разные виды любви и обозначались разными словами.
Эрос любовь плотская, по-нашему. А филос любовь предметная, это как филантропия любовь к человеку, филология любовь к слову, философия любовь к мудрости.
Любовь божественная обозначалась в греческом языке, словом Агапэ. Так в Библии написано, что Апостолы собирались на Агапы на «вечери любви».
Одним объединяется любовь всякая: это забота и ответственность. Это составные элементы любви.
Но без уважения и знания любимого человека, любовь среди людей вырождается в господство и собственничество. От любви до ненависти один шаг, говорит народ.
Материнская любовь самый общераспространенный и самый общепринятый пример продуктивной любви. Тут проявляется сама сущность любви забота и ответственность, а также желание, чтобы другой человек рос и развивался.
Любовь представляет плодотворную форму отношения к другим и к самому себе. Ради любви совершались великие дела, когда рыцари шли на подвиги во имя «дамы сердца». Когда человек любит кого-то или что-то, хочется ему что-то делать во имя своей любви. Хочется жертвовать собой, хочется служить! любимой науке служат ученые
Почему к уму, к учености склоняется слово о любви. О том большой поэт до нашей эры говорил. Поэт Овидий нравился и Пушкину. Он начал прославлять любовь с любви плотской. Две его эротические поэмы: «Наука о любви» и «Средства от любви» не чужды были откровенного натурализма, как наставления в вопросах взаимоотношений любовных, почти как «Камасутра». Но жизнь свою тот поэт закончил в изгнании. В 8 году император Август сослал Овидия на берег Понта Эвксинского, где он писал уже печальные элегии, с тоской о родине далекой: