С Совой она общалась, как и с родителями, через зеркало. Именно госпожа Дольвейн была третьим человеком, которому было позволено видеть принцессу.
Как ваши дела, Ваше Высочество? Голос у Совы был мелодичный и обволакивающий.
Омарейл в разговорах с женщиной часто демонстрировала отсутствие интереса к беседе: так, чтобы это не выходило за рамки приличий, но все же было очевидно.
Вот и сейчас принцесса взяла в руки лалу, любимый музыкальный инструмент, и принялась тихонько наигрывать лиричный мотив. Лалу когда-то подарили ей родители. Простая деревянная дощечка чуть меньше обычной книги с рядом металлических язычков в руках Омарейл становилась источником волшебных мелодий.
Спасибо, госпожа Дольвейн, ответила девушка. Прекрасно. Столько нового В последней фразе был неприкрытый сарказм.
Слышу, вы в приподнятом настроении, принцесса.
Как и всегда, был мрачный ответ. В связи с чем незапланированный визит, госпожа Дольвейн? Сегодня не третий понедельник месяца
Я прихожу по вторникам, беззлобно отозвалась на язвительную шутку Сова. Но сегодня почувствовала желание нарушить традицию. Какое-то предчувствие
Омарейл сердито взглянула на зеркало, за которым сидела собеседница, но увидела лишь собственное недовольное лицо. Меньше всего в жизни она любила способности этой женщины предвидеть будущее. И как Омарейл ни старалась, она не могла держать рвущееся наружу раздражение:
Что за предчувствие? В этот раз все-таки придется меня убить?
Ваше Высочество, с укоризной произнесла Сова, а затем, после небольшой паузы, сказала: У меня есть неясное ощущение, что произойдет что-то нехорошее. Но не с вами.
Отложив лалу в сторону, Омарейл раздраженно постучала пальчиком по ручке кресла. Сова продолжила:
Все так неопределенно, Ваше Высочество, но, кажется, кто-то из ваших близких в опасности.
Вы считаете, я как-то могу помочь? сардонически уточнила Омарейл.
Да. Я чувствую связь с вами. Как будто бы вы причина, по которой человек в опасности. Я понимаю, как странно это может звучать но вы словно бы толкаете кого-то в пропасть.
Омарейл почувствовала, что ее сердце забилось где-то в горле. Ей стало страшно. Речь шла о Севастьяне.
«Это государственная измена», сказала она тогда. Если сестра попадется, ей действительно может угрожать тюрьма?
После нескольких секунд молчания Сова, принужденно рассмеявшись, сказала:
Все это может оказаться полной бессмыслицей, Ваше Высочество. Возможно, мне лишь приснился дурной сон и теперь я придумала себе невесть что. Но я посчитала, что лучше прийти к вам и сказать об этом. Хорошо, если я ошибаюсь.
Да с нотками растерянности в голосе ответила Омарейл, а затем, прочистив горло, продолжила: Спасибо, госпожа Дольвейн, я учту.
Сова пожелала принцессе хорошего вечера и ушла.
Еще пару часов Омарейл обдумывала разговор с ней, и в ее голову начали закрадываться нехорошие мысли. Возможно, женщина действительно обладала уникальными способностями и невероятной интуицией. Но, возможно возможно, она как-то узнала о планах сестер. То, что Севастьяна выдала ее, Омарейл исключала. Если она не могла доверять Севастьяне, не могла доверять никому.
А вот кое-что другое было более вероятно: очевидно, Комната Встреч прослушивалась и все, о чем Омарейл разговаривала с Севастьяной, доносилось Сове!
Но если так, как же госпожа Дольвейн допустила все предыдущие нарушения правил? Быть может, не считала их столь вопиющими? В этот раз дело оказалось действительно серьезным.
Как бы то ни было, Омарейл приняла решение больше не обсуждать вслух ни одного важного дела. Тем же вечером она подготовила три книги, которые собиралась вернуть Севастьяне. В верхней она спрятала письмо.
Через день вечером Омарейл получила в обмен сборник пьес в кожаном переплете, очень рекомендуемый к прочтению. В нем оказался ответ Севастьяны. С этого момента ими было решено все важные сообщения передавать друг другу в виде писем, спрятанных в книгах, пластинках и других вещах, которыми они обменивались.
От идеи с Первейшим Планом пришлось отказаться.
На пятнадцатый день Омарейл открыла тайный проход настолько, насколько только могла, не расширяя туннель. Дождавшись глубокой ночи, она забралась в дыру в стене и попыталась снять портрет отца, не наделав при этом шума. Но ничего не получалось: рама с той стороны была заметно больше, чем сделанный проем.