Тут я заметила, что меня никто не слушает.
Ну и ладно, сама-то я давно разве такая умная стала ведь ещё в декабре соломинки собирала и долги выполнять пыталась. Полгода не прошло. Так что сменим пока тему на какую-нибудь полегче. Вот к примеру пункт насчёт телефонных заказов. Интересно, а как такой заказ вообще происходит? И что при этом говорят? И какие именно качества указываются как необходимые? И причём тут Пинский?..
Постой-ка, а ведь про Пинского как раз понятно тот тоже однажды заказывал себе даму по телефону. Из нашей московской квартиры. Его семейная жизнь в очередной раз дала трещину и пошла наперекосяк. Сеня решил разводиться. Жена немедленно забеременела и вскорости должна была рожать. Положив в авоську пять пол-литровых бутылок водки (для себя и моего мужа) и килограмм апельсинов (для меня), он взял гитару и приехал к нам в гости. Теперь он пил, немузыкально орал про какую-то бригантину, которая как раз находилась в Кейптаунском порту с пробоиной в борту, и вспоминал счастливую холостяцкую жизнь. Часа в три утра он почему-то перешёл на английский, из которого недавно выучил двести слов. Он тогда вычитал где-то, что язык дельфинов состоит из двухсот слов, и им хватает. Сеня решил, что ему тоже хватит. «Я дельфин!» громогласно утверждал то по-русски, то по-английски кандидат педагогических наук, держа в каждой руке по бутылке с остатками водки и стараясь при этом попасть локтем по струнам гитары-страдалицы. Иногда ему это даже удавалось. Когда от резких движений с его рубахи начали отлетать пуговицы, он осторожно поставил бутылки на пол, гитару положил на диван и принялся с удовольствием чесать своё волосатое брюхо, торчавшее теперь наружу.
Угомонился, решила я. Сейчас заснёт. Не заснул он, господа присяжные и заседатели. Напротив, занятие это навело его на новые мысли, и в пятом часу утра Сеня понял, что нужно делать. Даму вызывать. Чтобы она ему брюхо чесала. Больше всего меня поразило, что в таком состоянии он помнил номер наизусть. Зачем-то записав номер на бутылочной этикетке, он набрал его. Выслушал развёрнутое и очень нелицеприятное мнение о себе от тоже не вполне трезвого соседа дамы по коммуналке. Расстроился. Выпил. Задумался. Вскочил. Сделал своё программное заявление, почему-то на смеси русского с немецким «Астра»! Спички!! Vorwärts!!! и на сверхзвуковой скорости покинул квартиру. Мы легли спать.
Около одиннадцати меня разбудил звонок Герды Соломоновны, его мамы. Узнав, что ушел он среди ночи, она немедленно начала ругать меня за то, что я его отпустила. «Ведь его же в милицию заберут!» кричала она, «Они же теперь только приличных людей забирают, чтобы денег заработать! Подзаборники им не нужны!..» Вспомнив, в каком Сеня был виде, я хотела было её успокоить если забирают только приличных, ему ничего не грозит. Но потом решила обойтись без комментариев и просто пообещала его разыскать. После чего позвонила Сениной даме. Дама ответила, что Сеня был у неё примерно с час назад, но она вызвала ему такси и отправила домой, так что он должен вот-вот приехать. Не сдержав любопытства, я поинтересовалась, почему она не удостоила Сеню своих милостей. Дама спокойно ответила: «А какого (следует название мужского полового органа, родительный падеж) он заявляется в такую рань? Да я до полудня (следует название женского полового органа, винительный падеж) не продираю!» На сём закончилось салонное танго. В тот раз. Были и другие.
С тех пор много воды утекло, и дочек своих он очень любит, и учеников своего престижного московского колледжа, директором которого является уже лет десять тоже. Не думаю, чтобы та давнишняя история помешала ему быть хорошим педагогом. Скорее, наоборот. Проблемы роста он знал, так сказать, изнутри.
Всё. Забыли про Пинского. У него всё в порядке. Брату моему помощь нужна. Поразмыслив минутку о своих первоочередных действиях, я решила прежде всего послать Рошелю факс с сообщением о том, что есть ещё на свете люди, которые его любят и за него молятся. Поскольку дома у меня факса нет, я отправилась к Валентине.
Факс мы послали, хотя выслушала она меня довольно невнимательно, занимаясь глажкой свежевыстиранного белья и слушая видео своего старого концерта, готовясь таким образом к предстоящему через пару дней прослушиванию в какой-то американский театр. Когда с бельём было покончено, мы отправились пить кофе и болтать. Тема наших с ней разговоров в последнее время была одна её любовь к некоему известному дирижёру. С полчаса она описывала мне его различные, совершенно замечательные достоинства, не имевшие, впрочем, отношения к его профессиональному мастерству. Во всяком случае, прямого. Исчерпав на некоторое время эту животрепещущую тему, она посмотрела на меня и, зная мою нынешнюю монашескую жизнь, спросила вдруг: «Ну а тебе-то хоть есть кого вспомнить?» Я засмеялась и ответила, что вспомнить можно было бы многих, но вспоминается только один. И рассказала, что вспомнилось.