И все это — лишь с одной-единственной целью: поставить нас на сторону Тьмы под видом борьбы за Свет!
— Да, да, — Гаптен обхватил руками голову. — Ты прав. Вы абсолютно правы. Это провокация. Господи! Но что же нам делать, Господи! Смотреть и ждать?! Смотреть и ждать?!
— Я думаю, — сказал Андрей, — проблема в том, что мы ищем внутреннюю логику этой Печати. Мы пытаемся понять ее рассудком. А она безрассудна. В ней нет никакой внутренней логики. Она захватила нас всех. Действительно, вы подумайте! Во-первых, что случилось с Данилой. Во-вторых, что предлагаем и обсуждаем мы с вами. В-третьих, что происходит там, в самом Нью-Йорке. Это какой-то ад! Здесь нет логики. Нет здравого смысла. Только, вот, одна проблема.
— Какая, Андрей? Ты понимаешь, какая?! — мы с Гаптеном буквально взмолились, надеясь услышать подсказку, которыми обычно так богаты рассказы Андрея.
— У нее должен быть мотив. Понимаете? Из-за чего-то же это все началось…
— Я должен попытаться войти в ее сновидение… — сказал я.
— Но это может быть опасно! — возразил Гаптен, он очень испугался. — Ниной овладевает Тьма! С каждой минутой! Анхель, ты собираешься войти в астральное поле сгущения Тьмы! Это может быть очень опасно!
— Гаптен, там Данила… И если я этого не сделаю… Я все понимаю. Ты прав. Но я должен.
— Спокойно ночи! Пусть тебе приснятся хорошие сны… — сказал Мартин и повернулся на другой бок, к стене.
— Спокойной ночи… — ответила Нина, глядя в потолок. — Только вот сны мне никогда не снятся. Никогда.
— Человеку всегда снятся сны, — Мартин звучно зевнул. — Просто некоторые люди их не помнят. Просто им снятся плохие сны, и они вытесняет их в бессознательное. Известный механизм. Спи. Хороших тебе снов.
Нина странно посмотрела на Мартина, на его голую, грузную спину. И снова подняла глаза к потолку. Он сказал ей, что у нее плохие сны? Это прозвучало так, будто бы она сама — плохая… Да как он посмел?! Кто — он? А кто — ОНА! Нет, Нина не любит его! Нет. Ей почудилось. Он отвратительный.
Нина закрыла глаза.
Она стоит по щиколотку в воде. Темно. Холодно. Ветра нет. Даже легкого дуновения. Никаких признаков жизни. Нина обернулась: сзади нее отвесный песчаный обрыв. Посмотрела перед собой — бескрайнее, необъятное море. Нина делает шаг вперед и оказывается уже не по щиколотку, а по колено в воде.
Нина идет дальше и постепенно начинает понимать, что это не вода. Это какая-то жижа. Что-то плотное, густое, маслянистое, абсолютно черное. Словно нефть. У Нины начинается паника. Она делает последний шаг и перестает ощущать под ногами почву. Пытается плыть, взмахивает руками, но тщетно. Топкая жижа тянет ее вниз.
Мгновение — и Нина идет ко дну. Бесконечное падение в пустоту. Она задыхается, заглатывает жижу. Гадкое чувство. У Нины начинается рвота. Ее выворачивает наизнанку. Она продолжает падать. Жгучее, мучительное чувство безысходности. Она скована по рукам и ногам, она тонет!
— Нина! — страшный, идущий из глубины Голос. — Нина!
— Да! Да! — пытается кричать Нина.
— Нина, ты в утробе мира! Не сопротивляйся! — требует Голос. — Ты маленькая девочка! Ты совсем маленькая! Ты помнишь, Нина?!
— Да, я помню! Я помню! — отвечает Нина, чувствуя, что с каждой секундой дышать становится все труднее и труднее.
Масса черной жижи растет над ней с каждой секундой и давит на грудь. Не продохнуть.
— Ты понимаешь, что тебя не любят, Нина? Ты для них «сложный ребенок». Они не хотели тебя, а теперь отвергают. Им плохо и тяжело жить. Они не хотели тебя. Ты «сложный ребенок». Они отвергают тебя, Нина! Они считают тебя «взбалмошной» и «капризной». Они думают только о себе. Ты помнишь?!
— Да, да! — Нина начинает плакать.
Она не хочет вспоминать родителей, детство. Теперь ее душат еще и слезы. Давление изнутри, давление снаружи.