В крайнем случае, потеряет сознание и упадет.
Сэм напряжен. Он самый красивый из них всех. Гнев ему идет. Мускулистый, загорелый. Желваки играют на скулах. Взгляд бешеный, как у хищника, оказавшегося в клетке. Кажется, дай ему сейчас боксерскую грушу, он и ее отправит в нокаут.
Мартин, обычно похожий на гигантскую каплю, которая свешивается неизвестно откуда и неизвестно когда упадет, сегодня, напротив, как-то особенно энергичен. Складывается впечатление, будто бы он что-то празднует. Какое-то торжество…
Он единственный смотрит на Нину.
— Каждый раз мы делаем с текстом Мисимы новое упражнение, — Клорис поднялась с дивана и взяла Нину под локоть. — Мне важна не драматургия пьесы. Это все искусственное. Мне важна драматургия текста. Как актер переживает текст. Что происходит с актером, когда он соприкасается со словами. Дорогая, я понятно рассказываю?..
— Абсолютно! И вы настолько правы! — воскликнула Нина. — Я даже думаю, что в этой пьесе и персонажей-то нет. Один сплошной текст! Как мантра. Герои созданы только для видимости. Ведь мы так никогда и не узнаем, что у них на самом деле за душой…
— Боже мой! — Клорис была в непередаваемом восторге. — Не может быть! Вы тоже так думаете! Чудо! Чудо! Мне вас Бог послал, дорогая! Право, право! Можно я вас поцелую, Нина? Можно?
— О да, конечно! Они расцеловались.
— Ну, тогда все! Все-все! — затараторила хихикающая от удовольствия Клорис. — Нина, вы все знаете лучше меня. Давайте! Я буду наслаждаться! Какой кусок вы возьмете?..
— Я думаю, — монолог графини о стране порока? — предложила Нина.
— Да! Замечательно! Прекрасный выбор! — Клорис плюхнулась на диван. — Пусть они выдергивают друг у друга фразы… Как вы думаете, Нина? Пусть вырывают!
— И даже пусть дерутся! — глаза Нины вспыхнули холодным, мертвым светом. — Валяются на полу! Рвут друг друга на части!
— Вы гений, Нина! Вы — гений! — Клорис вся светилась. — Давайте!
— Я не помню слов, — соврал Сэм. — Мне нужен текст.
Он пошел в сторону двери. Медленно, оглядываясь по сторонам, как человек, желающий показать, что он хозяин этой территории. Взял сумку, начал рыться в бумагах.
— Слова? — Раймонд, бывший до этой секунды как в ступоре, стал вдруг похож на разбуженного лунатика. — Нужны слова?.. Что мы играем?..
— «Страну порока», — ухмыльнулся Мартин, казавшийся сейчас эталоном спокойствия и душевного равновесия.
Раймонд вздрогнул, заметив Мартина рядом.
— Мне тоже нужны слова, — сказал Раймонд, отошел чуть в сторону и принялся перебирать какие-то бумаги, стопкой лежавшие у дивана.
— Мальчики! — рассердилась Клорис. — Да что с вами такое?! Куда?! Как вы забыли слова! Какая ерунда! Мы уже второй год работаем с этим текстом! Не может быть!
— Давайте я начну, а они пока вспомнят, — предложил Мартин.
— Да, пожалуйста, — сказала Нина и улыбнулась. — Только сядьте на пол. И я с вами рядом. Со слов — «Альфонс болен…» Только тихо, шепотом…
Мартин сел на пол и зашептал:
— Альфонс болен… Но если отвести от него людской гнев и приложить все усилия к исцелению… Господь смилостивится… Рано или поздно… Счастливые дни еще вернутся…
— Хорошо, очень хорошо, — прошептала Нина.
Она тоже сидела на полу, напротив Мартина. Лицом к лицу. И дикими глазами смотрела в его глаза. Он улыбался.
— Но как нам убедить больного?.. — продолжил Мартин, стелясь по полу своим грузным телом, словно змея. — Как избавить его от недуга, если недуг этот доставляет ему наслаждение?.. Болезнь маркиза сладостна, в этом все дело… Постороннему глазу его недуг кажется ужасным, но за острыми шипами скрывается благоуханная роза…
— Потрясающе… — прошептала Клорис, глядя на то, как Нина, также стелясь по полу, повторяет движения Мартина.