— В этой шишке вшит наш фамильный бриллиант в восемнадцать карат… Операцию сделал мне знакомый врач еще в восемнадцатом году… Теперь вы верите, что, переехав границу, я могу не нуждаться в таком муже, как вы…
«Барыня Брандадым» надела парик и опустилась в кресло.
— Я верю! — пискнул уничтоженный «негодяй».
— Согласны на мои условия?
— Согласен! — прошептал он еще тише.
— Мы с вами люди деловые, — сказала княгиня, — не правда ли?
— Деловые, — уныло подтвердил «негодяй».
— Напишите расписку, что я беременна и вы являетесь отцом моего ребенка!
— Кня-ягиня!
Она равнодушно отвернулась к окну:
— Как хотите!
— Хорошо: вы беременны, а я… ей-богу, не виноват!
— Я вас не виню… но мы живем в такое время, когда не веришь даже родному отцу…
Наконец все формальности были закончены, «негодяй» выдал обязательство жениться и увезти жену за границу. «Барыня Брандадым» вскипятила на примусе чайник, достала две чашки с отколотыми ручками, но зато «настоящего севрского фарфора», малинового варенья, спросила:
— Вам покрепче, дорогой жених?
«Негодяя» свернуло в коросту от этого уж очевидно неудачного каламбура, но он решил претерпеть до конца. Полчаса спустя он выходил из комнаты, окончательно растерявшийся и встревоженный. «Барыня Брандадым», придерживая рукой разболевшийся от варенья флюс говорила с озабоченностью молодой жены:
— Так не забудьте же — они спускаются сегодня…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ЛЮБОПЫТНЫЙ ОПЫТ С КОШКОЙ
«Негодяй» на ходу вскочил в трамвай…
Было часа два. Самый пустой час на московских улицах. На углах дремлют моссельпромщицы, под солнцем растекается их шоколад. В палатках, никуда не торопясь, пьют воду прохожие безработные, по тротуарам бродят сонные кошки; из окна, на котором свесилась потная перина женщина в растрепанных волосах кричала кому-то:
— Марья!
— Чиво?
— Сегодня собрание комитета! Ва-аське скажи перевыборы…
— Ска-ажу!..
На Петровке воняли автомобили, в окнах рыжели на солнце принадлежности дамского туалета, по тротуару унылый «снегирь» гнался за удиравшим яблочником, не выправившим патент. «Негодяй» мимоходом купил «Известия» пробурчал человеку, саданувшему его портфелем в бок:
— Извиняюсь! — и юркнул в темный холодный подъезд дома, выходившего углами на Софийку и Неглинный. Это был штаб концессионеров, обещавших Мое кве метрополитен.
Два инженера в голубых пижамах, разомлевшие от мое ковской полуденной жары, лениво потели за чаем. Это были вполне честные немецкие, лица: одинаковые губы цвета ветчины, глаза вялые, кам трава, — медлительные, уверенные в каждом своем движении люди. В углу на подставке фотографического аппарата помещался прибор, напоминавший волшебный фонарь. Человек в черной маске поворачивал ручку, следя черными подковами глухих очков за стрелкой, прыгавшей по зеленым цифрам. Когда стрелка перескакивала на тридцать, из жерла прибора вырывались маленькие фиолетовые молнии в экран, укрепленный на стене. В замаскированном «негодяй» узнал инженера Кранца, прибывшего в экспедицию с непонятным поручением.
Инженер в голубой пижаме назывался «repp Отто Шпеер». Он сказал, отдуваясь:
— Отлично дорогой Кранц! Мы были свидетелями мгновенной смерти мухи, попавшей на экран… Это поразительно и совершенно непонятно… Но что вы скажете о той вон кошке, присевшей на противоположной трубе?
Я скажу, что в данном случае ни кошка, ни даже слон ничем не отличаются от мухи.
Он повернул прибор к окну, дернул за шнурок, и кошка подстреленная тупой фиолетовой молнией, скользнула с крыши. Тогда замаскированный снял маску — видимо, она предохраняла его от действия губительных лучей.
— Вот вам лучи Мыотесса на практике, — сказал Кранц, — и пока в этой варварской стране знают о них только понаслышке, в наших руках есть преимущество! Что вы думаете обо всем этом, герр Теодор Басофф?
Так звали «негодяя».