Пока он говорил, разносчики листовок, бросавшихся в глаза из-за ярко-алой бумаги, на которой их печатали, совали их немалому числу покупателей за стенами кафе, так что черная мостовая стремительно расцвечивалась кровавоалыми пятнами. Одни глядели на листовки с усмешкой, другие - с холодным любопытством, и только немногие - с уважением и симпатией. Среди читавших их отчужденно, хотя и со скрытым неодобрением, был и господин с серовато-синим кольцом, мсье Луи.
- Ладно, - сказал Маркус, нахмурившись. - Пускай стараются. Это их последний шанс.
- Что вы имеете в виду? - поинтересовался Понд.
Маркус еще больше нахмурил брови, забеспокоился и наконец сердито, неохотно произнес:
- Да, я их не одобряю. Я не понимаю, как республика примирит это с либеральным принципом - не давить на прессу. Но они давят на прессу, подавляют ее. Они просто взбесились. Не думаю, что премьер-министру нравится подавлять, но министр внутренних дел - сущий дьявол, и он свое возьмет. Во всяком случае, завтра в редакцию ворвется полиция, и это, может быть, последний выпуск.
Маркус оказался пророком, если говорить о следующем утре. Видимо, был подготовлен очередной выпуск - но распространить его не удалось, полиция захватила все экземпляры. Одетые в черное буржуа, сидящие у кафе, остались незапятнанными; только в углу у пожарного крана, под вьющимися растениями, сидел мсье Луи, читая свой экземпляр кроваво-алой листовки и не внемля переменам. Некто косился в его сторону - и Понд приметил за ближним столиком м-ра Хасса, книготорговца, в черном цилиндре и при белых бакенбардах, поглядывающего с колючим подозрением на того, кто читал красный листок.
Маркус и Понд уселись за свой обычный столик; и тут же, сразу мимо стремительно промаршировал отряд полицейских, очищая улицы. С ними шагал, еще стремительнее, приземистый, квадратный мужчина с надменными усами, в каком-то мундире, размахивая зонтиком, словно саблей. Это был знаменитый и в высшей степени воинственный д-р Кох, министр внутренних дел; он предводительствовал полицейским рейдом, и его выпученные глаза моментально отметили алое пятно в углу переполненного кафе.
Он встал перед мсье Луи и заорал, как на параде:
- Запрещено читать листовки! Там прямой призыв к преступлению!
- Как же, - любезно спросил мсье Луи, - как же я могу обнаружить столь печальный факт, если их не прочитаю?
Что-то в его вежливом тоне взбесило министра. Указывая на него зонтом, он завопил:
- Вас арестуют! Вас могут выслать! Вы знаете, почему?
Не из-за этого бреда. Вам не нужен клочок красной бумаги, чтобы отличаться от приличных граждан.
- Поскольку мои грехи - как багряное, - сказал незнакомец, мягко склонив голову, - мое присутствие здесь и впрямь опасно. Отчего бы вам не арестовать меня?
- Вы только и ждете, не арестуем ли мы вас, - злобно сказал министр. Во всяком случае вам не арестовать нас и целый социальный механизм. Неужели вы думаете, что мы позволим этому ржавому гвоздю остановить колесо прогресса?
- Неужели вы думаете, - сурово спросил другой, - что все колеса вашего прогресса сделали хоть что-то, кроме того, конечно, что давили бедняков? Нет, я не имею чести быть одним из граждан вашего государства; одним из тех счастливых, радостных, сытых, благополучных граждан, которых вы морите голодом. Но я и не подданный другого государства, и у вас будут особые трудности, если вы хотите выслать меня на родину.
Министр яростно шагнул вперед - и остановился, а потом, крутя усы, словно позабыл о самом существовании собеседника и отправился догонять полицию.
- Кажется, тут немало тайн, - сказал м-р Понд своему другу. Во-первых, почему его надо выслать? Во-вторых, почему его выслать нельзя?
- Не знаю, - сказал Маркус и поднялся, чопорно нахмурившись.
- Я как будто начинаю догадываться, кто он такой, - сказал м-р Понд.
- Да, - мрачно сказал Маркус, - а я начинаю догадываться, чем он занят.