Прошу считать произнесенный мною монолог тостом!
Веньку хлебом не корми — дай поораторствовать. Он терпеть не может находиться на втором плане, всегда и во всем упрямо лезет на авансцену.
Ну, и черт с ним, свои проблемы каждый решает самостоятельно. Даже если они касаются ораторского искусства.
— Предлагаю тост поддержать! — выпалил я, с удовольствием отметив изумление во взгляде самозванного тамады, привыкшего к вечному нашему противостоянию. — И выпить стоя.
Крымов помедлил, видимо, отыскивая в неожиданной моей поддержке плохо спрятанный подвох. Не нашел его, вздохнул и опрокинул в губастый рот наполненную до краев рюмку. Мы последовали его примеру.
Краем глаза я успел заметить, как Ларин под прикрытием поднятой рюмки послал Ленке многозначительную улыбку. Эта улыбка отразилась от лица женщины и возвратилась к владельцу.
Кажется, мои подозрения потихоньку обретают твердое основание. Крымова и Ларин — давние знакомые или любовники.
Участники «банкета» с жадностью набросились на деликатесы. Постепенно стол пустел. Даже ларинский сервилат пошел в ход…
4
Наступила первый вечер.
Ленка читала приевшийся, видимо, даже ей детектив. Изредка любовалась заоконными видами: перелесками, полями, деревнями и городишками. Возле переездов выстраивались длинные вереницы разноцветных легковушек. Вперемежку с ними — самосвалы-работяги, фасонистые автобусы, одышливые солидные грузовики, автофургоны, похожие на вылезших из воды бегемотов.
На стихийно родившихся у матери-рынка привокзальных базарчиках — изобилие товаров, начиная от семячек и кончая завезенными из неведомо каких стран одеждой и обувью. Торговцы — южане с черными горящими глазами, худющие китайцы и вьетнамцы, родные российские бабули…
На перегонах тоже — сплошная новизна. Раньше пацаны приветливо взмахивали руками, будто же лали пассажирам счастливой дороги. Сейчас — швыряют камни… Хорошо ещё — не стреляют.
Горькое и приторно сладкое так перемешано в эаоконных «сюжетах», что не разделить одно от другого.
Впрочем, мне показалось — Ленка и не пытается анализировать увиденное. Любование окружающей поезд жизнью, как и чтение книги — средство спрятать от окружающих свои раздумья, предостеречь от приставаний…
Крымов на соседней полке тоже читал. Только не легковесный детектив — серьезную литературу типа «Любовницы Сталина» или «Семь вождей». Экономика и бизнес ему надоели, газетной информации не верил.
В окно Венька предпочитал не смотреть. Во первых, при его тучности поворачиваться-разворачиваться — нелегкое занятие, пусть этим занимается хрупкая и изящная супруга. Во вторых, что там такого необычного можно увидеть? Оборванных пацанов и девок? Нищих, выпрашивающих на хлеб иди на водку? Онемевшие заводы и не засеянные поля?
Стоит ли портить себе настроение?
Ларин спал. Отвернулся от нас, уткнулся носом в перегородку и посапывает, как говорится, в две дырочки.
Я не читал и не спал. Лежал, глядя в потолок. Мучили неясные предчувствия, одолевала, стыдно признаться, боязнь какого то катаклизма, ожидающего нас впереди. Слишком уж спокойно начался мой отпуск, слишком бесконфликтно и расковано.
Попробуйте после пятидесятиградусной жары очутиться в утробе работающего на замораживание холодильника. А ведь я оказался в комфортном купе почти сразу после сложной операции. В результате которой мы повязали троих бандюг, одного отправили на небо отчитываться в многочисленных грехах, а Колька Вяткин, дружок, такой же сыщик, как и я, очутился в госпитале с двумя пулевыми дырками…
Если нормальный человек в подобной ситуации не запаникует, значит, у него нервы свиты из корабельных канатов.
А тут ещё — Ларин, человек, с котороым мы явно где-то встречались.