— Где ты видишь женщин, сволочь бандитская? Эта, что ли? — омоновец сопроводил удар нравоучительным монологом. — Она же не женщина — бандитская подстилка, продажная шлюха. Заперли вас в больнице вот и пытаетесь бежать по одному… Не выйдет! Все равно побьем либо повяжем…
Доказывать, ссылаться на высокую мораль и права человека не только бесполезно, но и вредно — вполне можно напроситься на повторное «знакомство» с тяжелым ботинком. Лучше, как и при общении с бандитами, не искушать судьбу — помалкивать. Как это делает Лена.
Похоже, наше молчание радовало омоновца. Значит, он не лишен ораторского таланта. Его товарищ проверял наши карманы и укромные места, где можно спрятать оружие, документы, деньги.
— Ничего. Пусто, — резюмировал он результаты тщательного обыска. — Поведем к командиру.
— Встать! Вперед!…
Метрах в пятидесяти, среди парковых деревьев — три машины: два газика и автобус. Рядом — госпитальная палатка, откуда доносятся стоны раненных. Нас втолкнули в автобус.
— Кто такие? — равнодушно спросил старший лейтенант, попивая чаек. Будто осведомился — откуда прилетели насекомые, которых он должен приколоть в некую коллекцию.
Я хотел было прояснить нелепую ситуацию, но получил чувствительный удар в многострадальный бок. Дескать, ты здесь — никто, за тебя — и ответят, и пояснят.
— Ползли от больницы. С автоматом. Документов не обнаружено. Подозрительные люди. Думаю — бандиты.
— Карманы проверили?
— Вот все, что нашли.
На стол рядом с чайником легли наши путевки. Три, включая венькину. Их принес из вестибюля Дмитрий. Вместе с моим пиджаком. Но они ничего не доказывают. Автомат, ни паспортов, ни других корочек, определяющих место человека в современной жизни. Попробуй докажи, что ты не террорист, пытающийся просочиться сквозь оцепление. Путевки — мелочь, офицер равнодушно отложил их в сторону.
— Кто такие? — повторил он, на это раз обратившись ко мне. — Фамилие, имя, отчество. Где работаешь или… работал? Местожительство?… Короче, все данные о себе и спутнице.
В его голосе мне почудились нотки сочувствия. После бандитской матерщины и пинков в бок, подаренных мне родной милицией, они прозвучали обнадеживающей симфонией.
— Раков Вячеслав Тимофеевич. Тридцать два года. Проживаю в поселке Козырьково Московской области. Работаю сотрудником уголовного розыска. Сейчас — в отпуску. Еду отдыхать в Пятигорский санаторий. Путевки — перед вами.
Неторопливо и максимально убедительно поведал об отравлении друга, бизнемена Крымова, представил его вдову, Елену Федоровну. Более подробно рассказал историю налета на больницу, о гибели спасшего нас грузчика.
— Чистый детектив, — усомнился старлей и нотки сочувствия исчезли из его голоса. — Ты случайно не писатель? Здорово закрутил сюжетец… Ну, и что же дальше произошло с героями детективной повести? Куда зарыли документы, где чемоданы? Или пустились в дорогу без них?…Пожалуй, я ошибаюсь, у тебя вместо детектива — сказочка для детишек ясельнолго возраста.
На пухлых губах старлея расцвела насмешливая улыбочка. За нашими спинами язвительно покашливал омоновец. Обстановка не располагала к продолжению откровенной беседы. Все равно не поверят, каждое слово возьмут под сомнение, каждую фразу положат под микроскоп…
А я разве поверил бы?
Разговор перешел в конкретную область. Чисто деловую, без примеси эмоций.
— Кто может подтвердить то, что ты рассказал?
Действительно, кто? Я ведь сыщик и обязан понимать — любое расследование опирается не на рассказы, как бы внешне правдивы они не были, — на факты. Обижаться на офицера по меньшей степени глупо.
— Грузчик Дмитрий?… Погиб… Хотя может быть ранен…
— Фамилия Дмитрия, — старший лейтенант придвинул к себе блокнот.