А мне просто необходимо покопаться во внутренностях Ларина, извлечь из них максимально полную информацию.
Вышли в тамбур. Закурили. Я — излюбленную «яву», собеседник — «мальборо»… «Мартини»,»мальборо» — ну, никак не сочетаются с образом незаметного банковского служащего. Представься Ларин банкиром, бизнесменом, политиком — никаких сомнений бы не возникло.
Но меня озадачили не столько финансовые ресурсы клерка, сколько накопление знакомых мне примет. Странно, суток не прошло с момента появления в купе симпатичного блондина, а я могу с уверенностью предугадать, каким жестом он сопроводит то или иное высказывание, сощурит ли глаза или, наоборот, раскроет пошире…
Не провинциальный сышик — экстрасенс высшего класса!
— Никак не могу вспомнить, где мы с вами встречались? — приступил я к доверительной беседе. — То, что виделись — бесспорно, тут — никаких сомнений. Но где, при каких обстоятельствах — полный провал.
— Могу напомнить, — улыбнулся Ларин. — Познакомились в купе…
Странная у него улыбка. Вернее — полуулыбка. Венька улыбается щедро, открыто, будто одаривает собеседника дружеским расположением. Ленка — уголками губ, сдерживая радость от общения с приятным человеком. Лично я улыбаюсь редко и без особой щедрости. А вот Ларин лишь слегка раздвигает губы, сохраняя в глазах изморозь.
— Я говорю серьезно. Уверен — мы с вами виделись гораздо раньше. И не просто виделись — общались…
Степан Степанович убрал свою полуулыбку. Словно снял с лица и спрятал в нагрудный карман рубашки.
— В жизни так часто бывает — видишь человека впервые, а впечатление — знакомы давным давно. Я не вижу в этом ничего удивительного. Матушка-природа, создавая мыслящее существо, частенько повторялась. Вот и получались одинаковые носы, уши, скулы, форма головы, фигуры… Правда таких прижатых к черепу ушей, как у вашего приятеля, лично мне видеть не доводилось…
Я не стал соглашаться либо опротестовывать сомнительную философию. Все больше и больше убеждался — этот человек давно мне знаком. Мучительно, до головной боли, вслушивался в ровный голос союеседника, выискивал в нем какие-нибудь отклонения, запоминающиеся особенности.
И находил их!
Настораживало то, что Ларин ни разу не затронул тему работы в банке. Обычно на первых порах отпускники не могут отрешиться от недавних служебных забот и трудностей, то и дело возвращаются к ним. Как я, к примеру. А он — ни слова, ни намека!…
Покурив, дружно загасили окурки в жестяной банке, приспособленной под пепельницу, и пошли по коридору «домой»…
5
Дверь настежь открыта. В купе — проводница и… милиционер.
Крымов по-прежнему оглушительно храпит, изображая сочетание духового оркестра и артподготовки. Лена полусидит на постели, опершись локтем на подушку. Лицо бледное, в глазах — испуг. Будто зверек, неожиданно увидевший настороженный капкан.
— Вот и они, — жалобно пролепетада она. — Я говорила: пошли покурить…
Значит, милиция — по наши души!
— Извините за беспокойство…
На вежливость положено отвечать тем же.
— Давайте побеседуем в коридоре — люди отдыхают.
Милиционер озадаченно поглядел на «интеллигента». Отодвинул бутылку, словно очистил место для протокола допроса.
Лена следила за каждым его движением. Иногда бросала на меня и Ларина молящие взгляды. Что её так напугало? Появление милиционера? Почему? Она ведь не находится в розыске или под следствием, насколько мне известно, не совершила преступления…
Снова рогатый чертик, внедренный в любого сыщика спецификой его профессии, принялся подпрыгиваить в моем сознании, бодая его острыми рожками. Пришлось мычсленно прикрикнуть на разбаловавшегося беса…
В конце концов сержант решился и мы покинули купе.