Я продолжал думать о ней и тогда, когда Паркер подошел ко мне. Я смотрел на него невидящим взглядом, словно его и не было.
— Вам лучше вернуться, — сухо заметил он. — Нам необходимо все окончательно оговорить. Лучше всего отправиться в девять часов вечера, когда будет светить луна.
Мы вернулись в дом. Веды не было ни в гостиной, ни в холле. Я напряженно ждал какого-либо звука, который сигнализировал бы о ее приходе, но дом молчал, напоминая своим безмолвием морг.
— Доминик подаст вам кинжал, — сказал Герман, — когда вы залезете на стену. Будьте с ним осторожны.
Паркер дал мне ключ, который, по его словам, открывал служебную дверь, и мы снова занялись изучением плана.
— Я хотел бы получить еще двести долларов, — сказал я. — Вы должны их дать мне прямо сейчас.
— Доминик вручит их вместе с кинжалом, — ответил Герман, — у вас и так уже достаточно денег, хотя вы еще ни цента не заработали. Я хочу видеть результат, прежде чем вручить вам остальную сумму.
Я улыбнулся:
— О'кей. Но без гонорара на стену не полезу. Я ожидал увидеть Веду перед обедом, но ее нигде не было. Примерно в середине обеда я вдруг понял, что мне необходимо знать, где она находится. Как бы между прочим, я сказал, что видел девушку в саду и это, без сомнения, могла быть только Веда Руке. Так почему она не обедает вместе с нами?
Паркер стал зеленовато-белым. Он сжал пальцы с такой силой, что они чуть не продырявили кожу на ладонях. Он что-то проговорил срывающимся голосом, но Герман быстро успокоил его:
— Не горячитесь, Паркер.
Мне не понравилась физиономия, которую он скорчил, и я резко отодвинул стул. Вид у него был разъяренный. Он даже хотел меня двинуть, а я не люблю, когда в меня тычут кулаком, даже такой педераст, как Паркер.
— Вам заплатили за работу, Джексон, — прошипел Паркер, — а не за то, чтобы вы совали свой паршивый нос туда, куда не следует. Мадемуазель Руке не желает иметь ничего общего с таким жалким пройдохой, как вы. Я хотел бы, чтобы желание ее было исполнено, И не надо вмешивать ее в это дело.
— Не хотите объяснить, — обратился я к Герману, — откуда взялся этот субъект в коричневых штанишках, с тетушкиным чепчиком на голове?
Я поставил каблук на перекладину его стула и уже готов был двинуть хлыщу в морду, как вдруг обнаружил девятимиллиметровую пушку полицейского образца, которая плясала перед моим носом. Макс говорил, что Паркер, похоже, знает, как с ней обращаться. Кроме как в вестернах с Юлом Бриннером, нигде не видел, чтобы в игру вступали с такой быстротой.
— Доминик! — сказал спокойно Герман.
Я не двигался. Блеклые глаза Паркера были пусты и лишены всякого выражения. Я понял, что он может убить. Дуло пистолета было длинным, как бруклинский тоннель, и это была паршивая минута.
— Доминик! — крикнул Герман, двинув кулаком по столу. Пистолет опустился, и Паркер удивленно посмотрел на меня, словно не мог понять, что произошло. От его пустого и потерянного вида у меня по спине пробежали мурашки. «Этот парень — сумасшедший», — подумал я. Такое же выражение лица я видел у некоторых типов в тюремной больнице. Увидев раз — не забудешь, это было лицо убийцы-параноика.
— Не нервничайте, Доминик, — сказал Герман своим пронзительным голосом.
Он даже пальцем не шевельнул, чтобы успокоить Паркера, и я понял почему. Достаточно было вовремя сказать ему «не нервничайте, не горячитесь», и это действовало на него магически.
Паркер медленно встал, удивленно посмотрел на пистолет, словно не понимал, как он мог оказаться у него в руке. Затем неспеша вышел из комнаты.
Я вытер носовым платком вспотевший лоб.
— Вам следовало бы присмотреть за этим парнем, — проговорил я как можно более инертным тоном, — он вскоре свихнется окончательно.