Подсолнухи повернули головы. Отяжелевшие от нектара пчелы тянулись домой.
- Не могу больше,- сказала Таня и закрыла книгу.
Саша задумчиво жевал травинку.
- Вот здорово Тимур это все придумал! Хорошо бы и нам так. У нас ведь тоже кругом фронтовые семьи.
- Ну, так и мы...
- Да у нас, видишь, звено есть, а работы никакой нет... Вожатого нет толкового...
- Теперь моя сестра будет вожатой. Только она, ух строгая!..
- Строгая - это ничего. Важно, чтоб интересно.
- Интересно будет... А кто у вас звеньевой?
- Я.
"Ого! - Таня посмотрела на мальчика с уважением.- А я-то на него как налетела..."
- Знаешь, Саша,- сказала Таня шепотом,- мы с Нюрой Валовой и Манькой уже подружились навечно, давай и ты к нам.
- Хорошо, только у меня уже есть дружок, я всюду с ним.
- А его как зовут?
- Алеша хромой; его дед главный кузнец в колхозе.
- Ну, давай и его.
- А я? - спросил Климушка.
- А ты мал еще, ты у нас кандидат будешь.
Климушка захныкал:
- Не хочу канжидат...
- Молчи, Климушка,- объяснил ему Саша,- кандидат - это самый главный!
- Ну, тогда хорошо,- Климушка приосанился.
Мальчики стали собираться домой.
- Ты придешь завтра, Саша? - спросила Таня.
- Приду.
- Не обманешь?
- Что ты!..- сказал Саша и пошел к калитке.
Поздним вечером
Светлая, зеленоватая ночь глядит в окна.
В кухне так уютно, что Тане не хочется идти спать. Гудит-гудит, рассыпая искры, толстуха-печь. Если прищурить глаза, посмотреть в огонь, всякое можно там увидеть. То будто война, горят леса, стреляют пушки, то будто заря встает где-то далеко над лесом... А когда дрова прогорят и рассыплются золотым жаром, то Таня видит дворец Ненаглядной Красоты, или подземную сокровищницу Кощея, или груды золота, над которыми чахнет Скупой Рыцарь.
Начинает закипать чугунок с картошкой; "пуф-паф, пуф-паф" - пыхтит он и громко плюется. Вода брызжет на угли и оставляет на них черные пятна. Чугунок чуть подпрыгивает на поду. Он такой пузатенький и круглый, что кажется, будто он взялся под бока и сейчас пустится вприсядку.
Но большая кастрюля, в которой варятся щи на завтрашний день, одергивает его сердито: "ш-ш-ша, б-б-бу-дет, б-будет!" А ехидный самовар выпускает белые струйки пара и насмешливо поддразнивает: "с-стой! с-сстой!" Вот чугунку и не расплясаться.
Власьевна накрывает на стол. Она режет хлеб тоненько-тоненько, чтобы казалось, что его много.
Леночка крошит зеленый лук. Он сначала длинными прядями свисает со стола, а потом пахучей грудкой лежит на тарелке. Тихо. Все устали за день. У Власьевны дрожат руки, и посуда звякает, когда она ее перетирает.
Но вот уже самовар на столе, картошка на тарелках.
Вот уже все поели, отдохнули - и начинаются разговоры.
- Всё мы думали, Лена Павловна, чем бы еще фронту помочь,- говорит Власьевна,- хотели было теплых вещей собрать, а в районе говорят: "Не надо, всем у нас бойцы обеспечены". Вот в газетах пишут: люди, наш брат-колхозник, деньги собирают, на них самолеты строят. Как бы и нам так?
- Хорошо бы,- говорит Леночка.
- Да ведь у нас колхоз маленький, нам одним, пожалуй, и не поднять!
- А мы соседние колхозы привлечем, весь район подымем.
- Вот это так. Собери-ка ты, Лена Павловна, девушек комсомолок, обмозгуйте получше и возьмитесь за дело.
- Хорошо,- говорит Леночка,- а пока вот что...
Она бежит к себе в комнату и щелкает замком чемодана, возвращается и подает Власьевне пачечку денег:
- Пусть будет первый взнос от нас с Таней.
Власьевна встает торжественно.
- Принимаю,- говорит она,- первый взнос на самолет "Колхозник"! - и прячет деньги в сундук.