А Сергей Алексеевич тем временем снял фотографию со стены и спрятал в чемодан. На стене остался темный квадрат невыцветших обоев.
- А что же я теперь здесь повешу? Заместо этой?
- Не знаю. Вам видней.
- Ну-ка, повесь! - вдруг сказала Егоровна. - Фотографию верни-ка на место! - и бросилась к чемодану Сергея Алексеевича, оттолкнула его и выхватила фотографию.
- Ну что ты, право, - сказал Сергей Алексеевич, снова переходя на "ты". - Если бы я знал... Пожалуйста...
- Тьфу на твои поганые деньги! - закричала Егоровна, не слушая его, и она в самом деле в сердцах, остервенело плюнула. - Старый черт ты в ступе, а не человек.
- Поверь мне, - старался утихомирить ее Сергей Алексеевич, - если бы я знал, что она тебе дорога, я бы никогда...
- Люди, люди, вы послушайте, что придумал старый! - кричала Егоровна. Прошлое мое решил купить! А что же я скажу соседкам, таким же вдовам, как я? Об этом ты подумал? Опозорить решил. А ну, вон отсюдова, чтоб ни духу твоего, ни запаха! - Она угрожающе наступала на Сергея Алексеевича, но, видя, что он не собирается уходить и лицо у него серьезное, сникла и села на стул, не выпуская фотографию из рук.
"Значит, помнит", - подумал Сергей Алексеевич. А для него это было самое главное. "Никто никого не забыл. Прав был Коля". И ему стало жалко, что здесь нет его, он бы понял и оценил все это. И еще ему было хорошо, что, обидев Егоровну, он узнал ее по-настоящему.
- Извини, Егоровна. Виноват я перед тобой, - сказал он. - Просто я привык к твоему солдату.
Егоровна не ответила.
- Мне однажды сон приснился, - начал Сергей Алексеевич. - Про твоего мужа.
- Совсем спятил! - Егоровна подняла на него глаза. - Ты ведь никогда и не знал его в живых.
- Входит, значит, он в дверь - только он постарше был, чем на фотографии, - и не видит меня. Постоял, оглядывая комнату. Потом сел за стол, рукой провел по скатерти и тут заметил меня... "Значит, все же вернулся", - сказал я ему. "А ты кто такой?" - вместо ответа спросил он. "Это я, Приходько, твой комдив, неужели не узнал?" - "Товарищ генерал, сказал он. - Вот это встреча!" - "Знаменитый Приходько, - говорю, - который прошел всю войну". - "А все потому, - отвечает он, - что всегда имел в запасе сухие портянки и кое-какую жратву..." Извинился он передо мной, что сразу не узнал, снял вещевой мешок, достал кусок сала, луковицу, банку консервов и флягу. Потом хотел взять стопки и увидел новенький сервант. Вот этот. - Сергей Алексеевич указал на сервант. - "Чудеса в решете", - сказал твой муженек, отодвинул стекло и заглянул внутрь: нет ли там, позади нарядных рюмок, его стопок. Но не нашел и кликнул: "Машенька!" Ты не отозвалась, и он не стал больше звать. Я ему говорю: "А хозяйка здесь Егоровна".
Егоровна заплакала, хотя крепилась изо всех сил, но кивнула Сергею Алексеевичу: мол, не останавливайся, рассказывай, рассказывай.
- "По отчеству Егоровна, - ответил мне солдат и добавил с нежностью: А зовут ее Машенькой". Выпили мы с ним, закусили, а потом он меня и спросил: "Вот теперь вы мне скажите по совести, товарищ генерал, забыла меня жинка или не забыла?" - "Как же, - отвечаю, - забыла, когда на самом видном месте твоя фотография", - и показываю ему на карточку. "Это хорошо, что не забыла, - сказал он. - Это для нас, для солдат, самое главное..."
Сергей Алексеевич замолчал, дальше ему рассказывать сон не хотелось, потому что тогда надо было бы говорить про Витьку.
- Ну, а дальше-то, дальше, - попросила Егоровна.
- Дальше там уже про меня.
- Жалко, - с печалью сказала Егоровна. - Он сейчас передо мной как живехонький. Спасибо тебе.
- За что же спасибо? - удивился Сергей Алексеевич.
- За него. Что вспомнил. И меня, дуру, к нему повернул. А стопок у нас и не было. Не успели купить. - Егоровна вдруг захлебнулась от слез.
Сергей Алексеевич сидел молча, не шелохнувшись, он понимал и чувствовал чужое горе.