Часы показывали три, а письма и заказы лежали передо мной с девяти утра.
— Мне нужно просмотреть почту. Сидни, — сказал я. — У тебя что-нибудь важное?
— Да.
Я поднялся. При этом я взглянул в сторону Терри, сидевшего за своим столом поодаль. Он наблюдал за мной с издевательской улыбкой на лице. Его поднос для входящей корреспонденции был пуст. Что там про него ни говори, но Терри был работягой.
Я прошел в кабинет вслед за Сидни, и он закрыл дверь так, словно она была из яичной скорлупы.
— Садись, Ларри.
Я сел. Он заметался по просторному кабинету, словно мотылек в поисках свечки. Желая вывести его из затруднения, я спросил:
— Ты чем-то озабочен, Сидни?
— Я озабочен тобой. — Он вдруг остановился и горестно посмотрел на меня.
— Я хочу просить тебя об одном, очень важном одолжении.
— О каком же?
Он опять запорхал по комнате.
— Сядь ты, ради бога! — рявкнул я на него. — Какое одолжение?
Он метнулся к столу и сел. Достав шелковый платок, он принялся вытирать лицо.
— Какое одолжение? — повторил я.
— Дело не идет на лад, правда, Ларри? — спросил он, не глядя на меня.
— Что не идет на лад?
Он спрятал платок, набрался решимости, оперся локтями о полированную поверхность стола и кое-как заставил себя посмотреть мне в лицо.
— Я хочу попросить тебя об одолжении.
— Ты уже говорил. О каком одолжении?
— Я хочу, чтобы ты повидался с доктором Мелишем.
Ударь он меня по лицу, я бы не удивился до такой степени. Я подался назад, глядя на него во все глаза.
Доктор Мелиш был самым дорогим, самым молодым психиатром в Парадайз-Сити.
Это говорит о многом, если учесть, что в нашем городе один психиатр приходится, примерно, на каждые пятьдесят жителей.
— Как тебя понимать?
— Я хочу, чтобы ты встретился с ним, Ларри. Счет я оплачу. По-моему, тебе нужно с ним поговорить. — Он поднял руку, прерывая мои протесты. — Минутку, Ларри, дай мне возможность сказать. — Он сделал паузу и продолжал:
— Ларри, с тобой не все ладно. Я знаю, через какое испытание ты прошел. Разумеется, твоя ужасная потеря оставила след. Все это я могу понять. Сам я на твоем месте просто не пережил бы… я уверен! Восхищаюсь твоей решимостью вернуться и продолжать работу, но у тебя ничего не вышло. Ты ведь понимаешь это, правда, Ларри? — Он смотрел на меня умоляюще. — Понимаешь?
Я потер ладонью подбородок и замер, услышав скребущий звук щетины.
«Проклятие, — подумал я. — Забыл побриться утром». Встав, я пересек комнату и подошел к большому зеркалу, в котором Сидни так часто любовался собой. Я уставился на свое отражение, чувствуя тошный холодок внутри. Неужели этот неряха — я? Я посмотрел на заношенные манжетки рубашки, перевел взгляд на туфли, не чищенные пару недель.
Я медленно вернулся к креслу и сел. Посмотрел на Сидни, который наблюдал за мной. На его лице отражалась озабоченность, доброта и волнение. Я еще не настолько опустился, чтобы не суметь представить себя на его месте. Я подумал о своих ошибках, о не уменьшавшейся груде писем и о том, как я выгляжу. Вопреки вере в себя и фасаду мужества (подходит ли здесь такое определение?) со мной все-таки, как он выразился, не все было в порядке.
Он медленно и глубоко вздохнул.
— Послушай, Сидни, давай забудем про Мелиша. Я уволюсь. Ты прав. Что-то пошло не так. Я уберусь отсюда к черту, а ты предоставь Терри его шанс. Он молодец. Обо мне не беспокойся, я и сам перестал о себе беспокоиться.
— Ты лучший знаток бриллиантов в нашем деле, — спокойно сказал Сидни.
Теперь он полностью овладел собой и перестал мельтешить и суетиться. — Уйти я тебе не дам, так как такая потеря дорого мне обойдется. Тебе нужно приспособиться к ситуации, и доктор Мелиш поможет тебе это сделать. Ты выслушай, Ларри.