Долго ли, коротко ли а сумерки густеть начали, синие, серые поползли из оврагов, с неба пали собаки в замок вернулись, а кухарка да кто бы узнал теперь в этой рыжей лесной колдунье прежнюю скромницу! добрела до теткиного дома. Стоит избушка неприметна, крыша ветками крыта, стены в землю ушли, окошко еле мерцает мутным огоньком. Только дверь отворилась со скрипом да слышала девушка, как холодным старухиным шепотом дохнул ветер в уши входи, племянница дорогая, входи.
Ночи яркой да печи жаркой, тетушка Ингреда, переступила порог девица, кланялась низко, и старуха, подняв глаза на девушку, лишь хмыкнула:
Ишь попросту могла бы, не чужая кровь, чай, а своя, родная деточка С лихом пришла, деточка, вижу. Проходи, не мнись у порога.
Сидела ведьма, в семерик шалей закутанная, у огня, а у ног ее лежала косуля шея вывернута, за ухом прямо стрела завязла. Глаза открытые блестят, переливаются точно камни самоцветные.
Садись, Мод, говори.
И кухарка замковая звали ее Муотфлейн, не поскупились родные на звонкое имя! присела перед теткою своей. Положила старухе на колени голову малышки Лалейн, да взглянула в серые, прозрачные ведьмины очи, выцветшие от старости почти до белизны.
Вижу-вижу слышу, слышу! говорила ведьма. Вижу, кровь струится, вижу, пес ярится вижу я хромого, вижу молодого А-хаа! Слышу! Слышу, в землю льется сила.
А сама тем временем взяла тяжелый охотничий нож, очертила им круг у очага, где лежала косуля, туда же и голову Лалейн положила на белом платке. Сама стала перебирать ступки да плошки в подпечье, и знаками показала племяннице тащи, Мод, все, что на верхней полке у дальней стены сыщется.
Не стала девушка спрашивать, что да почему повиновалась. Тем более что старуха дала девушке чашку с водой умыться, и своим передником ей обтерла щеки: хоть и казалось Мод, что ни слезинки она не уронила ни от жалости, ни от страха, ни от ветра холодного, а все же тянуло бледную мягкую кожу от соли, да жгло и кололо высохшими слезами и только умывшись, и поняла, что это так.
Вот принесла она тетке Ингерде все, что та просила горшки да плошки, кувшин узкогорлый да травы сушеные, да порошки всякие, разноцветные. Иные пахучие и яркие, иные ровно камень растертый, иные на кашицу похожие из чего они составлены, никому из живущих знать не захотелось бы! Правда, Мод они не пугали лишь немногие из ведьминых пожитков были ей незнакомы, да.
Садись, Мод. Скажу что сделать делай, не думай. Видишь, Коно-охотник принес сегодня плату за вылеченную собаку. Два золотых отдал и косулю гляди, каков ловкач, а? Славно ко времени косуля эта пришлась, что скажешь?
Мод кивнула тетке, да села у ее ног, стала толочь ивовую кору, как та приказала, а старуха завела песню-скороговорку:
Из одного не выйдет десять
Если верно не заклясть
Два открой ветрам подгорным,
Три равны, огню их в пасть
Что такое есть четыре,
Спросишь верно у земли ты.
Слушай, ведьме не перечь!
Семь и пять под камень класть.
Шесть бросаешь прочь из окон,
Восемь раз трубишь закат.
Эй, топи-ка жарче печь,
Слушай, ведьме не перечь!
Эй! Девять и один не станут десять
Если я им не велю.
Трижды три и черный кот!
Трижды три и тайный ход!
Трижды три я раза
Заклинаю землю, ветер и огонь в моей печи!
Слушай!
А, ты слышишь? Не молчи!
Со словами этими натирала она голову мертвой девочки всякими порошками и зельями, обмывала настоями коры и трав, мазями натирала, что смешивала споро тут же на плоском камне своим широким ножом. А после наклонилась к косуле, и одним длинным, уверенным движением отрезала той голову.
Племянница славная моя, вдень-ка в иглу нитку, да покрепче! велела она Мод. И та взяла иголку из подола старухи, втянула в ушко крепкую, из паучьего шелка крученую нить. Бросила иглу в чашку с остатками черной густой мази и подала ведьме. А та тем временем навыдергивала серебряных булавок из своей шали, пронесла трижды их через огонь рыжие лепестки пламени и не думали жечь кривые старухины пальцы и теми булавками скрепила позвонки косулины с девочкиными. Взяла нитку и стала шить да так ловко и споро, точно пальцы у нее были тоньше и нежнее, чем у королевской дочери! Пришила накрепко, шов вышел гладкий и ровный. Кивнула себе, заново забормотала что-то даже Мод не разобрала на этот раз, что именно говорила Ингерда.