У моего немногословного друга иногда прорезается голос. Он стал позванивать и предлагать выпить. Я понимаю, что у практически непьющего мужика что-то происходит, и соглашаюсь.
После пары рюмочек он явно расслабляется, и мы начинаем общаться. Дело идет к Новому Году, и он интересуется:
А где здесь можно купить елку? Ко мне мои москвичи приедут.
Не знаю, у меня давно искусственная. А чем гостей будешь зимой занимать?
Пусть дышат морским воздухом, пьют пиво с лещом.
А ты в каникулы не работаешь?
Нас всех в отпуск отправили, работы зимой почти нет, на стройках затишье. Ищу другую. Сегодня с приятелем ездили работу искать, устали. Завтра опять поеду.
Правильно, ищи, раз не можешь без работы. Иди, ложись спать.
Ага, надо лечь, пока немного отпустило, а то я давно не сплю.
Звони!
И он иногда звонил:
Ты не знаешь, что пьют при запорах?
Я выдавала рекомендации, на что слышала в ответ:
Я уже все это перепробовал, не помогает. Совсем перестал на горшок ходить.
А ты ешь?
Понемногу, боюсь, что живот лопнет.
Я бы на твоем месте поела, как следует, а потом посмотрела, что будет. А то ты не ешь, вот и стула нет.
Ты не понимаешь, у меня что-то не так!
Через несколько дней у него появлялась очередная версия:
А у меня желтухи не может быть?
Откуда? Ты в столовых не ешь, в больницах не бываешь, наркотики не употребляешь
А как узнать точно?
Сходи к врачу.
Не пойду.
Тогда следи за цветом стула и мочи. Если увидишь что-то необычное, придется идти к врачу, к инфекционисту.
У меня даже карточки нет!
Вот проблема, заведешь. У тебя полис есть?
Московский.
Не важно, сделай копию паспорта и полиса, этого достаточно.
Что ты меня в больницу гонишь, не ходил туда и не пойду!
Значит, здоров, и нечего тогда нагнетать.
Он отключился. И так каждый раз. Придумывает себе болезни, а когда я посылаю его в больницу, он бросает трубу. Сначала я нервничала, бегала кормить его с ложечки, ставила клизмы, гладила по головке, но ситуация усугублялась. Он целыми днями лежал сначала перед телевизором, а потом вообще зубами к стенке. У меня начало закрадываться смутное сомнение: ясно, что телесно он здоров, как бык. Значит, проблема в голове. Проведя несколько часов в интернете, я утвердилась в своем подозрении у него на лицо были все признаки давней, запущенной депрессии. Теперь многое вставало на свои места. Раньше на него накатывало волнами, а сейчас депрессия стала его постоянным спутником. Я думала, как его заставить пойти к врачу и начать лечить психику, а он звонил, и каждый его звонок или встреча подтверждали поставленный мной диагноз. Вот примерный набор жалоб:
Кто-то проклинает меня, мучает, не дает жизни
Я не сплю почти месяц, мне просто страшно жить, я постоянно один.
Я уже не человек, а какой-то выжатый овощ, не могу спать, голова пухнет от мыслей, кошмар.
Кто-то душит меня, не дает думать, тянет в яму.
Мои друзья перестали отвечать на мои звонки, не понимаю, что случилось. Ты одна берешь трубку.
Мне очень плохо, ты не понимаешь, просто мне страшно и больно.
Иногда я не выдерживала, срывалась и бежала к нему. Иногда он радовался, иногда избегал:
Нет, давай в другой день, если он будет.
После таких заявлений я, конечно, бежала к нему, успокаивала, держала за руку. Он смотрел на меня выцветшими, безумными глазами, какими смотрела на меня моя мать, когда рассудок уже покинул ее. Я купила ему таблетки, которые, по моему мнению, могли улучшить состояние, и уговаривала их пить, но это было сложно. Я уже думала только об одном скорее бы приехали его сыновья и забрали его в Москву. Страшно было оставлять его одного, и мне нужно было поддерживать хоть как-то до приезда сыновей. Если они не заметят, что происходит, мне придется с ними поговорить. А пока я была его последним другом и прибежищем. Иногда мне удавалось впихнуть в него таблетку, и тогда он спал, и в голове у него прояснялось. Тогда я могла вытащить его немного погулять, но чаще он отнекивался:
Мне страшно выходить, мне страшно жить.
Ты дошла, ты уже дома? Мне страшно. Нет, не приходи, ложись спать, плюнь на меня, я не понятно, кто.
Я никому не нужен!
Я пыталась возражать, что он нужен мне, но любовь давно прошла, осталась дружба, и я не могла ее предать, но для него она уже ничего не значила: