Примечания
ароматом пажитника Пажитник (лат. Trigonella), здесь имеется ввиду т.н. пажитник сенной или греческое сено (фр. fenugrec, лат. Trigonella foenum-graecum). Это растение (семейства Бобовые) в древние времена возделывалось (на корм скоту) повсюду от Египта до римских восточных провинций. Сено из пажитника имеет сильный аромат, его почти не давали в качестве корма рогатому скоту, да и лошадям и овцам скармливали лишь небольшими порциями (см. Пажитник в ЭСБЭ). Обугленные семена пажитника, датированные 4000 г. до н.э., были обнаружены в Ираке. Пажитник богат белком и содержит до 30% слизи, а по химическому составу близок к рыбьему жиру (отвар семян п. служит заменителем последнего). Входил в состав смесей для бальзамирования фараонов (семена были обнаружены в гробнице Тутанхамона).
когда ипомея песчаных берегов: <> quand lipomée des sables <> Ипомея (лат. Ipomoea) род цветковых (двудольных) растений семейства вьюнковые (Convolvulaceae). В основном, многолетние травы, встречаются ядовитые (Ipomoea purga). В магии ипомею используют как средство приворота, привлечения успеха и в качестве защиты от злых чар.
И разлита нежность в славословии, не в элоквенции: <> Et la douceur est dans le chant, non dans lélocution <> Элоквенция (лат. eloquentia) зд. ораторское искусство.
чистейший свист Этезианки на превысоких реях: <> ce sifflement très pur de lÉtésienne à la plus haute corne du gréement <> Этезианка от др.-греч. τησίαι (τος = год), периодический ветер, называемый также мельтеми (μελτέμια). Над Эгейским морем этот сухой летний ветер образуется, когда над Балканами расположена область высокого давления, а над Турцией низкого.
О, Путешественники, те, кто отплывает в дальние края по чёрным водам на поиски [древнейших] санктуариев: <> Ô Voyageurs sur les eaux noires en quête de sanctuaires <> Санктуарий (лат. sanctuarium) может означать как личный архив или секретную переписку (допустим, Sanctuaria Neronis), так и святилище, т.е. особое (священное, sanctus, место с алтарем), местопребывание божества.
прослойки липкого, нодозного белого мергеля у Сен-Жон Перса: <> des empâtements noueux de marne blanche <> Нодозный (лат. nodosus от nodus, «узел») состоящий из узлов, узловатый.
ступая босыми ногами по этим ночным мацерациям: <> Et de la paume du pied nu sur ces macérations nocturnes <> Матерации (лат. Maceratio) букв. «вымачивание», «размягчение» = разъединение тканей (как растительных, так и животных) в результате воздействия растворяющей жидкости (воды).
рельеф менингеальных извилин: <> relief dempreintes méningées <> Менингеальный (лат. Meningeus) зд. имеющий сходство с мозговой оболочкой.
VII. И вечер дланию божественной ведòм
И вечер дланию божественной ведòм в рассветной неге меж Островов разлитой: то дщери наши кличут троекратно, у губ сложив ладони, дев чужеземных видя приближенье:
«Костры наши на всех берегах этим вечером! И наш союз! в последний раз!!!»
***
«С грудями Парок, наши матери, в креслах своих, вырезанных из кедра, восседают: их пугают звуки сабò приблизившейся драмы, которые слышны в садах с веретенообразными деревьями ибо они возлюбили много, кончив тем, чем кончают жёлтые осы,
«А среди роз, белеющих во мраке, теряет память лето.
«Мы, став теснее в чреслах и челом острее, плывём, привязаны на скорую руку к загривку волны, научившись проворней плечо подставлять зыбям грядущим.
«Легки корзины наши: не хранят покой ни аспида, ни вдовьего стилета Для нас Века марширующего свист и королевский блеск течения его
«И крик его, вельми громкий, от моря грянувший, какого доныне никто не слыхивал!
«Гроза, с глазами генцианы горной, грёз наших череду предать позору тщилась зря. И даже волны самой драмы, стирающие наши шаги, ничем иным для нас не станут лишь кипением пены, да лепетом бессвязным у ног наших простертого мужлана.
«Пытливы, мы в ожиданьи напрягаем слух: вот-вот раздастся щелканье хлыста! И Та, чья сталь разящая остра, Та, что танцует на водах, словно Принцесса, получившая предостережение под сенью древних стен, толпою окруженных,
«Для нас лишь искорку живую сохранит того искусства, которое в полемике рождалось,
«Так в живо разгоревшемся очаге семейства знатного мерцают изумруды
** *
«Той, что танцует танец свой двудольный в дни Альционы, на долях слабых невмоготу становится, и подступила бы невольно к горлу тошнота,
«Когда бы хор [на сцену] не вступил тяжеловесно,
«Подобно морю самому, что мнёт и мнёт зыбей своих волну рождая идолов, нетвёрдою походкой под масками рогатыми бредущих.
«Назавтра, надев котурны драмы и сняв украшения, встретимся лицом к лицу с разросшимися вдоль дороги эуфориями, но этим вечером, в оставшихся от детства сандалиях на босу ногу,
«Сойдём [неспешно] в последнюю долину детства, ведущую к морю
«Тропинками в зарослях ежевики, которыми влекомы и дрожащие на ветру, [словно ветхие лохмотья], клочья желтеющей пены вместе с перьями и пухом древних птичьих кладок.
«Држки! Дружность наша со всеми теми, которыми мы когда-то были: [со всею этою] пеной и взметнувшимся над пеной крылом, разорванным в клочья над водами, [со всем этим] сверканием соли и громоподобным хохотом бессмертных над схваткою жестокой вод,
«И с нами самими, плывущими в раскрывшемся бескрайнем платье белоснежного оперения!.. и со всею этой сетчатой зеленью без конца и без края, и со всем этим бескрайним золотым плетением, в клетке подводной своей сохранившим век амбры и золота
***
«Как-то раз, когда вечер окрасится в цвета сциллы и скабиозы, в то время как зеленая горлинка, облюбовавшая скалы, круто обрывающиеся в море, к нашим пределам унесёт свой стон, нежный, словно голос водяной флейты, и никого уже не испугает лист приморской цинерарии, и птица, взлетающая над бурным морем, крик свой от нас утаит
«Как-то раз, когда вечера склоненный лоб станет теплее наших к ногам упавших опоясочек, когда далекий лай Парок уснёт в подбрюшье холмов и Клелия, садов певунья, щелканьем дрозда из страшной сказки нас не испугает, а море в этот час вновь станет тем для нас, кем оно было от рожденья [нашего]
«И воскликнули мы: час прекраснейший, с тобою несравнимы те [часы], когда зачаты были, от наших матерей рождённые, прекраснейшие девы. Плоть непорочна этим вечером. И омовением своим омоет небо нас, словно для того, чтобы смыть румяна и белила наши Любовь, это ты! И никакого недосмотра!
«Кто не любил днём, тот этим вечером полюбит непременно. И навсегда мы в соучастники возьмем того, кто этим вечером родится. Женщины зовут. Двери отворяются на море. И большие пустынные залы приходят в возбужденье при свете факелов закатных.
«Открывайте, открывайте ветру морскому наши глиняные сосуды со [всякими] благоуханными травами! Покрытые пушком растения разрастаются на мысах и на склонах, в скоплениях мелких ракушек. Синие обезьяны нисходят с красных скалистых уступов, наевшись тернистых смокв. И муж, чашу из кварца гранивший для жертвоприношения, морю пламенеющему вручает дар свой.
«там, наверху, откуда зовут, [слышны] из преддверий чистые женские голоса прощальный вечер! и наши одеяния из [тончайшего] газа на кроватях овевает ночной бриз. Там, наверху, выходят подышать перед сном служанки, и наши платяницы хлопочут с нижними платьями нашими, сшитыми для женщин, готовя их к ночи.
«И на столах сама свежесть исходит от [праздничных] скатертей, из походных ларцов вынуты прощального вечера столовое серебро и все принадлежности Раскрытые настежь окна наших покоев выходят на море, в которое представший идолом вечер опускает руку свою. И в храмах не служат: в них солнце мёртвых раскладывает по местам хвороста своего золотого вязанки, в арках внутренних дворов останавливаются покрытые пылью мулы.
«И это час, о, дщери живущие! когда ветер с моря уступает данный ему шанс последнему дуновению земли. Древо, словно раб окольцовано, открывает заседание листвы своей расшумевшейся фрондою. Наши гости, занятые поисками тропинок, ведущих к морю, разбредаются по склонам, женщины ищут заросли лаванды, а мы-то омовением вечерним омыты
Над челом вечера [склоненным] ничто не предвещает беду, разве что морского простора распахнутое небо в пёрышках полярной совы белоснежных. Мятная луна на Востоке. Красная звезда над горизонтом словно губы эталонного жеребца, искрящиеся кристаллами соли. И человек моря в грёзах наших. Лучший из мужей, прииди и возьми!..