Оставив Гронвельта в директорской кабинке, слуга отошел к другому столику, где уселся в ожидании, когда
его позовут.
Глядя на огромный плавательный бассейн по ту сторону стеклянной стены - на синюю воду, ослепительно сверкающую в лучах горячего солнца
Невады, на молодых женщин и ребятишек, плавающих на ее поверхности, будто разноцветные игрушки, - Гронвельт ощутил робкий прилив радости от
сознания, что все это - творение его рук.
- Альфред, скушайте что-нибудь, - подал голос Кросс Де Лена.
Гронвельт улыбнулся молодому спутнику. Кросс был ему по душе. Ему нравилось, как выглядит этот молодой человек, мужественная внешность
которого заставляла засматриваться на него и женщин, и мужчин. Кроме того, Кросс - один из тех немногих, встреченных Гронвельтом за долгую
жизнь, кому он почти доверял.
- До чего же мне нравится это дело! - проговорил он. - Кросс, ты унаследуешь после меня принадлежащую мне часть отеля. Я знаю, что тебе
придется иметь дело с нашими партнерами из Нью-Йорка, но никогда не бросай "Занаду".
Кросс похлопал старика по тощей - кожа да кости - руке.
- Ни за что.
Гронвельт чувствовал, как солнечные лучи, падающие сквозь стеклянную стену, буквально просачиваются в его кровь, заставляя ее быстрее
бежать по жилам.
- Кросс, я научил тебя всему. И мы с тобой совершили немало дел, с которыми вряд ли справились бы другие. Никогда не оглядывайся. Тебе
открыто, сколькими способами можно извлечь выгоду в бизнесе. Старайся делать столько добрых дел, сколько сможешь. Они тебе зачтутся. Я не говорю
о поблажках любви или ненависти. И то и другое - крайне плохое вложение.
Собеседники неторопливо потягивали кофе. Гронвельт съел только одно слоеное пирожное, а Кросс в придачу к кофе выпил еще бокал
апельсинового сока.
- И вот еще что, - добавил Гронвельт. - Ни за что не предоставляй виллу человеку, не проигравшему хотя бы миллион. Никогда не забывай об
этом. Наши виллы - легенда. Они очень важны.
Кросс снова похлопал Гронвельта по руке, задержав ладонь поверх стариковских пальцев. Его привязанность к старику была совершенно
искренней. В каком-то смысле он любил Гронвельта даже сильнее, чем отца.
- Не волнуйтесь, виллы священны, - заверил Кросс. - Что-нибудь еще?
Катаракты, покрывшие глаза Гронвельта, пригасили их былой пламень.
- Будь осторожен. Будь всегда очень осторожен.
- Непременно. - Желая отвлечь старика от мыслей о скорой смерти, Кросс поинтересовался:
- Когда вы расскажете мне о великой Войне с Сантадио? Ведь вы тогда работали с ними. А со мной никто не хочет говорить об этом.
Гронвельт вздохнул - едва слышно, по-стариковски, почти бесстрастно.
- Я знаю, мое время на исходе, но тоже не могу говорить с тобой на эту тему. Спроси лучше своего отца.
- Я спрашивал Пиппи, но он тоже молчит.
- Что прошло, то прошло, - философски заметил Гронвельт. - Никогда не оглядывайся. Ни ради поиска оправданий, ни ради воспоминаний о
времени, когда ты был счастлив. Мир .не переделаешь, да и себя тоже.
***
Когда они вернулись в пентхауз, сиделка выкупала Гронвельта, а затем измерила ему пульс и давление. Заметив неодобрительное выражение ее
лица, Гронвельт сказал:
- Это всего лишь проценты с прожитого.